Соль земли

ГВАРДИИ СВЯЩЕННИК А.В.Полушин

Настоятель Покровского храма отец Виктор встретил нас у входа. Он торопился в Бердскую бригаду спецназа, где молодое пополнение готовилось к первым прыжкам.
На его счету - уже 43 прыжка с парашютом. Отец Виктор похож на древнерусского богатыря. Среднего роста, крепкого телосложения, с вьющейся каштановой шевелюрой, закрученными кверху усами и пышной бородой.
С весны 1994 года отец Виктор живет такой жизнью: он то ли воин, то ли священник. После договоренности Церкви и армии о взаимодействии ему поручили окормлять воинские части, находящиеся в Новосибирской епархии, а это ни много ни мало почти весь Западно-Сибирский военный округ. Отец Виктор как будто только этого и ждал. Покровский храм получил - приставку воинский, а дом причта стал больше напоминать маленький штаб.
Отец Виктор отдает последние распоряжения. С лязгом хлопают дверцы "уазика". Мы трогаемся.
- А вам-то зачем самому с парашютом прыгать? - не могу удержаться я от вопроса.
- Чтобы солдаты мне верили, я обязан знать то, чем они живут и что чувствуют. Если я на себе это не испытаю, какое тогда скажу этим ребятам слово утешения? А второе, если честно, самому просто интересно проверить себя.
Недавно отец Виктор вернулся с Северного флота. Там, в Кольском заливе, на дизельной подводной лодке "Новосибирск", прозванной американцами за бесшумность "черной дырой", он рискнул выполнить норматив выживаемости на "поврежденном корабле". Чтобы приободрить своих земляков, проходящих здесь службу, батюшка, одетый в резиновый комбинезон со свинцовыми подошвами и аппаратом для дыхания, погрузился в торпедный отсек и под давлением воздуха был вытолкнут в узкую трубу. Так проходит эвакуация моряков-подводников из затонувшего корабля.
Не у всех получается с первого раза справиться с нормативом. Трудно не поддаться панике, когда задраивают крышку люка, узкую трубу заполняют водой и приходится на ощупь двигаться в темноте. Отец Виктор тест выдержал.
- Но добровольно, - смеется он за рулем, - больше туда не полезу.
Мы подъезжаем к полигону Шилово, где сейчас находятся наши спецназовцы. Минут пять молча едем вдоль гигантского танкового кладбища. Две танковые армии вывели в это чистое поле из Германии. Практически новые машины который год ржавеют здесь, отданные на откуп капризам природы.
- Если проехать дальше, - сухо бросает отец Виктор, - увидим такое же кладбище вертолетов.
Но мы сворачиваем. И вскоре застываем в сугробах. Дальше "уазику" хода нет. Впереди только "КамАЗ" одиноко пробивает себе дорогу в снежной степи.
- Придется пешком. Тут недалеко - километра два, - говорит отец Виктор, вылезая наружу.
Вижу, как "КамАЗ" остановился, из него горохом выскакивают военные, бегут к нам - узнали "батьку".
Дальше едем вместе на "КамАЗе", везущем в лагерь воду. В просторной кабине гудит оживленный разговор. В Бердской бригаде отца Виктора знают все. Вместе с этими офицерами и прапорщиками он месяцами жил бок о бок в Чечне. А такое не забывается. Его походная церковь в Ханкале стала средоточием всей духовной жизни. В нее стекались военные из разных частей и родов войск, каких только забросила судьба на эту войну. В день приходилось крестить до 30 человек. Крестились, потому что поняли: нельзя воевать с верующим противником, не веря ни во что. Да и помирать нехристем, что ни говори, страшновато. Нередко отцу Виктору приходилось и отпевать погибших своих товарищей. Сейчас в дороге вспомнили о разведчиках из Аксайской бригады. Их было восемь, оказавшихся на пути прорывавшегося из Первомайского Радуева. Короткий, ожесточенный бой, где стрелять друг в друга приходилось практически в упор, на звук встречного огня.
Боевики прокатились по головам спецназовцев, из которых выжили только трое, да и те с тяжелыми ранениями. Но и радуевцы оставили на поле брани больше сотни своих людей. В общем, безнаказанно не ушли.
А провожал в этот последний бой наших ребят отец Виктор. Отслужил молебен. Окропил мгновенно посерьезневших бойцов святой водой, когда те молчаливо и строго подходили по очереди ко Кресту... А через три дня уже служил по ним панихиду. Над телами героев, покрытыми пропитанными кровью простынями, батюшка пропел "со святыми упокой". Такова православная молитва, уповающая на особую милость Господа к павшим "за други своя". Может быть, тогда отец Виктор впервые ясно осознал для себя ту мысль, которую высказал мне чуть позже, когда суматошные события этого дня навсегда отошли в прошлое: "Не знаю, сколько мне еще отмерено. Может быть, день, может быть, два, может, двадцать лет. Одно я знаю - не хотел бы умереть в постели больным и старым, никому не нужным. Я надеюсь, Господь будет милостив ко мне и призовет меня на бегу, в работе. А лучше, конечно, где-нибудь в бою. Как это и полагается всякому русскому мужчине".
"КамАЗ" ухнув, замер у въезда в лагерь. Часовой в овчинном тулупе, поднимая шлагбаум, разглядел в кабине отца Виктора. Радостно приветствует: "Здравия желаю, товарищ гвардии священник!"
Звание "гвардии священника" присвоено батюшке в 1995 году. Он очень дорожит этим, собственно, так же как и знаками "отличный десантник" и "отличник ВМФ".
В конце ХХ века нашим Вооруженным Силам по сути пришлось сражаться на два фронта. С одной стороны, кровожадные бандиты, возомнившие себя национальными героями и рвущие Россию на куски. С другой - бездарные и продажные правители, которых на Западе сразу провозгласили великими реформаторами. И те, и другие люто ненавидят русское воинство, нутром ощущая исходящую от него угрозу. Пока оно живо, им не разгуляться "на полную катушку". Поэтому сопричастность воинскому братству очень важна для священника Виктора Сметанникова.
Навстречу из походного вагончика спрыгивает командир учебной роты. Тридцатилетний усталый капитан. После рукопожатий невесело разводит руками:
- Прыжки опять задерживаются!
- Что такое?
- Причина банальна. Нет топлива.
- Сколько надо-то? Если литров пятьсот хватит, так мы привезем в канистрах, - не сдается отец Виктор.
Трудно сразу смириться с мыслью, что совершить намеченное не удается. Но и лукавства в его словах никакого нет. Если скажут: надо, он действительно привезет.
Покровский приход один из самых крепких в Новосибирске. При нем налажено издательское дело, работают столярная и иконописная мастерские. Летом по Оби ходит кораблик водоизмещением 50 тонн. Ловят рыбу. Есть и своя земля с лошадьми, сеялками и тракторами. На каникулы дети прихожан и ребята из опекаемого храмом детского дома приезжают в деревню. В шутку это называется "лагерь труда без отдыха". Зато, по словам батюшки, "этих пацанов уже никакой жвачкой не соблазнишь". Четверо воспитанников Покровского храма по его рекомендации служат в Бердской бригаде спецназа. У каждого есть свой духовник, и храм в любой момент готов поддержать не только своего христолюбивого воина, но и его семью. Поэтому ребята уходят на службу без оглядки и в армии не чувствуют себя отщепенцами. "А если наших будет не четыре, а целая рота или батальон?" - размышляет вслух отец Виктор. У выхода из столовой переминаются с ноги на ногу солдаты. Ждут команды на построение. Кое на ком форма мешком сидит: видно, молодое пополнение, с отцом Виктором пока незнакомое. Тот уверенно врезается в толпу:
- Так, кто у нас сквернословит? Сразу сознавайтесь, - вопрос риторический, и он тут же сам комментирует, - а в ответ тишина.
- А вы знаете, как с "дедовщиной" можно справиться? - продолжает балагурить батюшка. Глаза у ребят оживились. Хотя "дедовщины" еще не нюхали, но до армии уже порядком ей запугали. Кто-то невольно выдыхает:
- Как?
- За полтора года!
В армейской среде отец Виктор чувствует себя как рыба в воде. Вот и сейчас не унывает. Не получилось с парашютом прыгнуть. "Ладно, - говорит, - пойдем хоть пару гранат швырнем, да, может, под танк удастся броситься, когда тот над нами проезжать будет. Я это еще ни разу не пробовал". Видно, воинский дух заложен в основе его характера. Да и чему удивляться, если сам он из казачьего сибирского рода. Этот неуемный дух забросил его год назад аж во льды Северного Ледовитого океана. В составе экспедиции, которая занимается осуществлением парашютных прыжков в экстремальных условиях, отец Виктор прыгнул на Северный полюс. Но, в отличие от большинства других искателей приключений, он очутился здесь не ради славы. Давняя была мечта - установить православный крест на самой маковке земного шара. Да и случай был подходящий. Стояла Светлая седмица. И эта весна была четырехсотой с момента освоения русскими Сибири.
Приземлившись в мягкий пушистый снег, батюшка взвалил на плечи собранный из частей трехметровый деревянный крест и понес его к последней северной точке не освоенной русскими земли. Дышалось легко. Вопреки опасению участников экспедиции, воздух казался удивительно плотным. Да и теплынь на дворе: всего - 22 градуса. На бескрайнем небе ни облачка.
- Где Россия-то? В какой стороне? - спросил отец Виктор, устанавливая крест. Кто-то недоуменно ответил:
- Здесь куда ни посмотришь - везде юг.
- При чем тут юг? Мне Россия нужна!
- Вот там Томск. - показали рукой куда-то вдаль.
Крест заскрипел в пробуравленной лунке, поворачиваясь к России. В звенящем морозном воздухе разнеслось: "Христос воскресе из мертвых, смертию смерть поправ, и сущим во гробех живот даровав".
Горстка смельчаков молилась на серебристом куполе земного шара. Под тонким слоем медленно плывущей льдины всего в метре под их ногами настороженно застыл океан. Вокруг на многие тысячи километров пролегла безлюдная белая пустынь. Ни взглядом, ни ногами ужреться не во что. Но страха не было. Странное спокойствие, словно это уже с тобой было. Отец Виктор ни на минуту не забывал о России. Молился о православном воинстве, о друзьях, погибших и выживших. Внезапно вспомнился запах свежевспаханной земли, который так кружит голову, что хочется упасть на нее и прижать к груди ее всю: с лесами, полями и реками, с людьми, зверьем и птицами, с ее неустроенностью и печалями. И согреть. И утешить наконец. Но как обнять ее всю? Где силы взять? Не вмещается земля сибирская в богатырскую даже грудь. Только крест среди льдов. Только крест впереди. И смиренно склонилась голова на грудь, уста прошептали сокровенное:
- "Да будет во мне воля твоя".
Сверху человек не больше песчинки в бескрайнем океане льда. Но, кажется, даже Северный полюс почувствовал в этот момент дыхание человека. Молчал океан. Отступил мороз. Замер настороженно ветер. Прислушался к далекому пению. Нет! Не сковать холодом дух человека, если он живет в этом мире, оставаясь не от мира сего.