Русская линия

 

Русский дом, №4. Оглавление


Юбилей

"ЯКО ИСЧЕЗАЕТ ДЫМ, ДА ИСЧЕЗНУТ..."
А.В. Воронцов
К 100-летию со дня рождения Владимира Владимировича Набокова

22 апреля исполняется 100 лет со дня рождения Владимира Владимировича Набокова. Споры вокруг творчества этого писателя не утихают по сей день. Первое произведение Набокова - роман "Защита Лужина" - опубликовал патриотический журнал "Москва", но затем инициативу перехватили прозападно настроенные издания. Сегодня, увы, звучит уже как аксиома, что писатель по духу ближе тем, кто говорит о России: "Эта страна". Доводилось слышать и такое, что ему, как эгоисту, дорога была не столько Россия, сколько детские и юношеские воспоминания о жизни в барской усадьбе. Тогда как же понимать слова, написанные Набоковым в 1927 году (статья "Юбилей"): "Мы верны России не только так, как бываешь верен воспоминанию, не только любил ее, как любишь убежавшее детство, улетевшую юность, - нет, мы верны той России, которой могли гордиться, России, создававшейся медленно и верно и бывшей огромной державой среди других огромных держав..."
И разве космополитом без роду - без имени написано:
Кость в груди нащупываю я:
родина, вот эта кость - твоя.
... И тоскуют впадины ступней
по земле пронзительной твоей.
Отдадим ли мы этого Набокова тем, кто называет его теперь американским писателем, в молодости писавшим по-русски?
Следует, однако, напомнить, что мы не сделаем Набокова более русским, если путем простейшей вивисекции отделим национальное в нем от космополитического. Это не так легко сделать даже с творчеством писателей, высказывавших свои идеи прямо, как, например, Лев Толстой, а что уже говорить о Набокове, все идеи которого в подтексте, в образах?
Между тем образ - не менее сильное оружие в литературе, чем идея. Если обратиться к настоящему, то как литературными средствами изобразить, что каждый день с миллионов телеэкранов подлость называют благородством, беспардонную ложь - правдой, преступников-казнокрадов - ответственными государственными деятелями, а патриотов - преступниками? Мы с вами с 1991 года живем в атмосфере глобально искажаемой действительности! Даже при власти компартии она искажалась выборочно. Мир идей отступает перед отвратительным фарсом, что без устали разыгрывается на телеэкранах и политических подмостках. Относясь к действительности рационально, мы не сможем осмыслить весь тот бред иррационального, что обрушивается на нашу голову. Здесь нужен яркий образ, парадокс, "остранение".
Патриотическая литература хорошо оснащена идеями, но что-то неуловимое, какое-то "чуть-чуть" мешает нам понять в "клеветниках России" главное. Это не умозаключение о них, это их свойство - вроде того, что выходцы с того света не отбрасывают на солнце тени. Набоков написал о таких людях роман, "Приглашение на казнь", в котором, показав всю силу шизофренического внушения оборотней, одновременно указал на их слабость, ахиллесову пяту.
Герой романа, Цинциннат Ц., живет в мире "плотных на ощупь приведений". Заключив Цинцинната в тюрьму, "прозрачные" оборотни хотят украсть частицу его человеческой энергии, а точнее - душу. Для этого им приходится прикидываться людьми. Но слабенького малокровного Цинцинната обмануть непросто. Он - кукольщик и "в куклах знает толк". Привидения пытают героя страхом смерти, но и он в свою очередь доставляет им немало мучений: ведь им приходится имитировать не только людей, но и все остальное: тюрьму, паутину с пауком в углу, часы в коридоре и даже тень от решетки на стене...
Страдания духовно несломленного человека ни в коей мере не служат утешением нелюдям - напротив, это их тяжкое поражение. Им нужна душа человека, пленительная прелесть его свободы, а поделиться ей он может, хоть в чем-то возвысив до себя погибших и несвободных существ. Но Цинциннат, хотя и боится смерти, не желает этого делать. В зеркале его души уроды по-прежнему выглядят уродами: бесформенными, пестрыми, рябыми, шишковатыми штуками... Оборотни слабеют, они устали изображать собой реальный мир. Их фарсовая действительность рушится с каждым шагом палача и жертвы к эшафоту. Казнь Цинцинната оборачивается их полным конфузом.
"Все расползалось. Все падало. Винтовой вихрь забирал и крутил пыль, тряпки, крашеные щепки, мелкие обломки позлащенного гипса, картонные кирпичи, афиши; и Цинциннат пошел среди пыли, и падших вещей, и трепетавших полотен, направляясь в ту сторону, где, судя по голосам, стояли существа, подобные ему".
Как хотелось бы верить, что близок тот день, когда вот так же рухнут гнилые декорации, которые соорудили наши телевизионные упыри и газетные оборотни! Много, много признаков, что к тому и идет... Эта нынешняя мода на "Куклы"... Черномырдин, сидящий рядом с резиновым двойником… отсутствие этической грани, что разделяет телевизионные "куклы" и куклы реальные, политические… "... Может ли существовать в этом мире, - опрашивал Цинциннат, - хоть какое-нибудь обеспечение, хоть в чем-нибудь порука, - или даже самая идея гарантии неизвестна тут?"
"Приглашение на казнь" - сильнодействующее средство от душевной лени, от кошмара сегодняшнего культурного сна, "Зачем я тут? отчего я так лежу?" - вот набоковский вопрос, сменивший сегодня у русской интеллигенции гамлетовское "Быть или не быть?" Финал "Приглашения" можно сравнить с православной молитвой против бесов: "Да воскреснет Бог, и расточатся врази Его, и да бежат от лица Его ненавидящие Его..."
Люди где-то рядом. Осталось только подняться с плахи, на которую мы неведомо зачем легли, распрямиться - и отвратительные декорации, скрывающие их, обратятся в прах.
Но если мы будем неподвижно лежать лицом вниз, отсчитывая последние времена, они не рухнут, - во всяком случае, мы этого не увидим. Вот урок набоковского "Приглашения на казнь". Этого урока вполне достаточно, чтобы Набоков занял почетное место в пантеоне русских писателей XX века.