Русская линия

 

Русский дом, №4. Оглавление


Дискуссия

О  "СПЛОШНОЙ НЕГРАМОТНОСТИ"   НА  "ТЕМНОЙ РУСИ"
А.П. Рогов

У нас давным-давно твердят и пишут даже в учебниках, что дореволюционная Россия, а тем более допетровская, была чуть ли не сплошь неграмотной, многие священники будто бы еле-еле умели читать или совсем не умели, и все церковные тексты заучивали с голоса.
Это полнейшая неправда.
Известный филолог академик А. Соболевский еще в конце прошлого века по далеко не полным древним документам уже показал истинную картину грамотности на Руси с XV по XVII век включительно. Так вот, в семнадцатом белое духовенство было поголовно грамотным, черное - на три четверти, из крупных и мелких земле- и душевладельцев грамотных было чуть более половины, из посадских - более двадцати процентов, а из крестьян всех категорий - более пятнадцати. Повторяю, эти данные лишь из тех документов, которые Соболевскому удалось разыскать в конце прошлого века. А в пятидесятые годы уже нынешнего века археологи академики А. Арциховский и В. Янин, ведущие многолетние обширные раскопки в Новгороде, нашли там, как вы наверняка знаете, первые берестяные грамоты - это продолговатые полоски бересты, которые использовались на Руси для писания вместо бумаги. Писали на них костяными или железными заостренными палочками, называвшимися писалами: буквы прочеркивались, продавливались на бересте. Бумагу и пергамент использовали тогда только для наиважнейших документов и книг. Преподобный Сергий Радонежский, к примеру, писал письма, в том числе и великому князю, в основном на бересте. В Новгороде грамоты обнаружили потому, что там влажная и особого состава почва, в которой береста и вообще дерево хорошо сохраняются, чуть ли не на тысячу лет в отличие от Руси. Раскопки в Новгороде продолжаются по сей день. С пятидесятых годов грамот там найдено уже более восьмисот. Есть и двенадцатого, и тринадцатого, и последующих веков, и писаны они людьми самых разных сословий и положений, включая ставшего знаменитым на весь славянский мир мальчика Онфима, оставившего нам свою азбуку и рисунки с пояснениями, и крестьянскую душу, ведущую речь о любви. Крестьян, простолюдин-ремесленников среди авторов этих записок, деловых отчетов, договоров и долговых расписок вообще большинство. То есть получается, что в этих слоях населения уже в XIII, XIV, XV веках грамотных было куда больше, чем показывал Соболевский. Насколько конкретно больше - каждый пятый или даже каждый четвертый? - сейчас сказать невозможно, никаких точных подсчетов не сделаешь, но сам факт, что значительно больше - несомненно. Вообще, судя по берестяным грамотам, процент грамотности на Руси был намного выше, чем определил Соболевский, но самое главное - выше, чем в тогдашней Европе. Как относился русский человек к книге? В любом писаном завещании прежде всего перечислялись иконы, второй строкой - книги (хотя они бывали и не духовного содержания), за ними - драгоценности имущество движимое и недвижимое.
Стоили книги тогда дорого, и в бедных домах они встречались, конечно, нечасто. Однако книгочеев и среди бедных, судя по всему, было полным-полно. В те времена ведь существовал обычай в конце рукописных книг оставлять несколько чистых страниц для разных помет, и владельцы их обязательно писали там свои имена и звания, а нередко и свое мнение о книге. Те, кто брал ее почитать, тоже обязательно писали свои имена, звания и мнения. Снова мы здесь видим крестьян, посадских людей, ремесленников. "Цветник духовный" попа Ивана читал "сумского посада мещанин Максим Рогозин, крестьянин Архангельского уезда Василий Андреев Антуфьев" и еще четыре человека. "Лечебник" жильца Григория Ефремова "чли его мать, подьячие Карпушка Тараканов и Якушка Штука, отец Якушкин и другие".
Была и еще одна очень распространенная форма пользования книгами - приобретение их вскладчину, о чем не следует забывать и в нынешние трудные времена, в том числе и по отношению к "Русскому Дому", "Сию книгу (духовный сборник), - писал поп Иван Шапкин Пунемец, - а цену ему от письма склали христолюбцы Иван Семенов Патрик - две гривны денег, Савва Заруцкой с Пунемы полполтины, Никита Овдокимов дал бычка, и того бычка продавали, а взяли на нем осьмнадцать алтын, и те деньги отдали за тое же книгу. Конон Софронов два алтына, Тимонов да Варлам Осиповы гривну да прикладных денег дали гривну".
Видите, как набирали полтора рубля - деньги для конца XVI века весьма и весьма приличные. И поп Иван Шапкин явно работал один, может быть, сам и переплетал. То есть книга была из дешевых, а для изготовления среднего достоинства книг, не говоря о самых богатых, уже требовались доброписец черноризный, писавший основной текст, статейный писец, который киноварью вязь делал, заставочный писец, рисовавший заставки и буквицы, живописец иконописный, создававший миниатюры, златописец, покрывавший твореным золотом "статии, заставки и части миниатюр". Плюс к этому мастера, которые сшивали тетради воедино, изготавливали из дощечек обложку и обтягивали ее кожей, покрывали кожу тиснением, устраивали медные или серебрянные застежки. Три мастера оформляли оклад: златокузнец, среброкузнец и сканный. Десять-двенадцать человек долго-долго трудились над каждой книгой, и чтобы приобрести такую книгу, не хватило бы даже пяти бычков. Тем более поразительно, что, несмотря на такую дороговизну, книг было необычайно много не только у людей состоятельных, но и со средним достатком и даже вовсе без оного. "Апостол" купил у окольничего В. Стрешнева крестьянин села Турунтаева Вологодского уезда Кузьма Алексеев". "Хронограф" дал во вклад рукописный Павел Титов сын Щука", крепостной крестьянин Дмитрия Пожарского Иван Осипов Попов продал торговому человеку Никите Юрьеву рукописную "Минею общую", сборники "История Казанского царства" и "Жития" принадлежали крестьянину из деревни Жирова Андрею Иванову, книга "Мая цветник" принадлежала крестьянину села Иваново Никифору Горелину...
Подобных свидетельств много, и это только по сохранившимся книгам, а сколько их погибло на Руси, если каждый ее город и село, многие монастыри не единожды выгорали буквально дотла от стихийных пожаров или вражеского огня.
И все-таки в книгохранилище Кирилло-Белозерского монастыря, например, к концу XVI века книг насчитывалось более тысячи трехсот. В Соловецком монастыре - почти полторы тысячи. В Троице-Сергиевой Лавре семьсот пятьдесят. В остальных - поменьше. Ходят легенды о якобы совершенно необыкновенной по подбору и количеству книг библиотеке Ивана Грозного, но она загадочно исчезла, и никак не могут ее найти, так что ничего точно о ней сказать нельзя. А вот какую библиотеку в то же самое время имел известный солепромышленник Аника Строганов, мы, к счастью, знаем: двести пять книг. К началу семнадцатого века у всех Строгановых их насчитывалось уже около девятисот - больше, чем у Государя и даже патриарха Филарета, отца первого из Романовых - у него их было двести шестьдесят одна. Других точных данных по серьезным книжным собраниям до семнадцатого века не существует, есть лишь косвенные сообщения, что они имелись во всех церквах - десятки и даже сотни книг, в основном, разумеется, богослужебных.
Тогдашняя литература почти вся была духовной, и эта повальная тяга русских именно к таким книгам свидетельствует, что они уже и тогда прежде всего искали в них не развлечений и забав, не советов, как побыстрее обогатиться или половчее что-то устроить, они искали ответ на главные для русского человека вопросы: кем, зачем и как устроен этот поднебесный мир и что в нем предначертано именно ему, конкретному человеку и конкретной душе, и как он должен по-настоящему, по совести и по-Божески устраивать и свою жизнь, и свою душу.