|
РУССКИЙ ПИСАТЕЛЬ И ОФИЦЕР Выдающийся писатель фронтового поколения - Юрий Васильевич Бондарев награжден всеми высшими наградами и званиями за свой многолетний литературный труд. Он лауреат Государственных премий РСФСР и СССР, лауреат ленинской премии, Герой Социалистического Труда. Но главное, что его по-прежнему любят и почитают миллионы тех, кто разделяет его гражданские, творческие принципы и поздравляет с мартовским 75-летием. |
Творчество Юрия Бондарева всегда было
драматично и драматургично. Первое понятно:
самое трагическое событие ХХ века - война с
фашизмом, неизбывная память о ней - пронизывает
его книги: "Батальоны просят огня",
"Тишина", "Горячий снег", "Берег".
Но характерно, что все они были экранизированы,
поставлены на сцене. Последним, кажется, был
спектакль в Малом театре по роману "Игра"
уже в годы горбачевской перестройки. И это была
не просто тяга к славе Бондарева, а использование
родовых свойств его произведений,
острасовременных, наполненных столкновениями
сильных характеров и решающих идей. Свой юбилей,
после некоторого молчания, прозаик встретил не
новым романом, а - пьесой, опубликованной в
молодом патриотическом издании "День
литературы": "Переворот (93-й год)".
О ней и событиях, предшествующих ее написанию, и
спросил в первую очередь писателя корреспондент
"Русского Дома".
- Юрий Васильевич, вы снова создали (теперь и по
форме), подлинно драматическое произведение -
впрямую обратились к самому кровоточащему
событию конца века в России. Сказали о двух днях
трагического октября честно, с болью, с
характерным столкновением идей, их носителей и
слепых орудий. Но даже в прежних романах, где
действовали прямые враги, не было такого
отчуждения и презрения, как к соотечественникам -
омономцам (мамономцам, по названию дворника) или
ельцинским генералам Грачеву и Кобецу. Кто-то
назовет это очернением, а многие уже назвали
подвигом.
- Трудно сказать, что есть подвиг писателя. Я
думаю, что и пронзительное стихотворение "Я
вас любил" - подвиг лирика. Вы заговорили о
гражданственной позиции, о политизированности.
Отвечу коротко. Все мы пребываем в нашей
действительности, все мы не свободны от ее
трагедий, маленьких относительных радостей и
надежд. Но сейчас, после крушения страны,
обострилось одно качество современного
человека: способность задуматься, а что же
случилось со всеми нами, что буде дальше и как нам
предстоит жить? В этом же смысл жизни! И пьеса
"Переворот" - да, не веселая, а трагическая
пьеса о том, в какой атмосфере уничтожали тот,
привычный, уклад бытия и последний оплот
советской власти. Как бы мы ни относились к
тогдашнему Верховному Совету, как бы по-разному
не оценивали его решения и поступки - дело в самом
античеловеческом акте, в кровавом факте
гражданской войны, когда русские стали стрелять
в русских. А это - самая страшная война, которая
может быть на нашей земле!
- В пьесе жалкий, вечно конформистский
интеллигент Зайцев, который лепечет перед
озверевшими "борцами с коммуняками", что он
лоялен к президенту, получает соответствующий
ответ: "Заткнись, чижик, стерва
интеллигентская". А в это время под танковые
залпы другие интеллигенты истерично призывают:
"Не жалейте патронов, раздавите гадину!" А
ведь они - дети и сограждане ваших прежних героев,
кто защищал Родину и все лучшее, что унаследовала
страна из вековых христианских заповедей.
Это не уходит из пьесы. Если помните, на вечный
лепет "Что делать?" бывший фронтовик
Ласточкин говорит твердо: брать в помощники
собственное мужество и не объединяться с той
интеллигенцией, на которой - Каинова печать. Мы ее
видели, когда молодчики, вдохновленные ею,
пытались штурмом взять Союз писателей России,
который был символом несогласия с лживой так
называемой демократией. Ноя, как и все подлинно
русские писатели, сказал: уйду только тогда,
когда на меня наденут наручники. И мы отстояли
здание в августе 91-го. Его в октябре 93-го не
посмели тронуть. Значит, можно противостоять и не
терять надежду, что правда и честь - непобедимы.
Даже в самой страшной трагедии есть надежда. Вот
и трагические пьесы пишутся не для того, чтобы
кого-то исправить или устрашить, а для того, чтобы
вселить надежду.
Юрий Васильевич умолчал, что то свое заявление
в осажденном здании он начал словами: "Я
русский офицер и…". Мы поздравляем
мужественного офицера и прекрасного писателя
сего юбилеем и желаем ему всегдашней стати,
стойкости и веры.