Семья

ВЫЖИВУТ ЛИ КЛИМЕНКОВЫ?
А.В. Полушин

    Александр Константинович Клименков, герой сюжета телепередачи "Русский Дом" от 14 августа 1997 года, еще 10 лет назад доказал, что в России можно жить в материальном плане не хуже, чем где бы то ни было. Жить своим трудом, на своей земле, не надрываясь и не прося никого о помощи. Для этого он и переехал из Вязьмы в небольшое село Покров, проложил туда асфальтированную дорогу, перевез семью, взял в севооборот 120 гектаров земли. Выкупил старый, заброшенный дом для себя, отстроил новый для сына. Четыре года назад продал скот и на месте прежней церкви, взорванной немцами, возвел новую. В общем, сделал все, чтобы показать, как можно возродить Россию - через деревню, храм, через свой хутор. Себе-то доказал, да кому это нужно? - спрашивает он теперь и не находит ответа.
- Я считаю, что на уровне нашего правительства идет какая-то измена, - говорит Клименков, - потому что еще сейчас что-то можно спасти в сельском хозяйстве, но я думаю, что через пять лет будет необратимый процесс.
Еще в бытность директором совхоза, Клименков образовал вокруг себя куст фермеровских хозяйств, оснастил их техникой. Дальше надо было создавать мини-заводик по переработке продукции, сеть магазинов по ее сбыту. Автобус должен был ежедневно развозить детишек в школу и обратно. Но гладко было на бумаге, да замучили овраги.
Клименков считает, что причина неудач в том, что государству нужна не продукция отечественных фермеров, а нужна английская говядина, потому что она дешевле.
Доказать Клименков никому ничего не сумел. И хотя из 18 фермерских хозяйств, созданных им, сохранились 17, но существуют они как осколок незавершенного механизма: вроде работает, но шестеренки как-то в разнобой, сами себе предоставлены.
Хозяйство Клименковых несколько лет назад отказалось от продажи своей продукции в городе.
- Нам было выгодно только тогда торговать своей продукцией, когда бензин был намного дешевле, чем молоко - говорит Нина Викторовна Клименкова, - а потом все поменялось: молоко стало дешевле, чем бензин. Нам даже стало выгоднее вылить его здесь, чем куда-нибудь возить.
Теперь невестка Нины Викторовны Лена торгует на городском рынке тем же, чем и все. Есть еще свой магазинчик в воинской вертолетной части, но - неплатежеспособный народ стали офицеры Российской армии. 4 месяца зарплату не получают. Приходится давать все в долг.
Незадолго до нашего приезда случилась еще беда. 23-летний Роман, постепенно перенимающий хозяйство из рук отца, рассказал, как кто-то ворвался ночью на ферму, зарубил двух коров, да видно мало просто ограбить, нужно было еще покуражиться. Стекла в тракторе выбили, чтоб неповадно работать было.
- Обидно, наверное, было? - спрашиваю у Романа.
- Ну, конечно, я же этих коров вырастил, сам принимал отелы, выхаживал телятами, а потом... И ведь не украли и даже не убили корову - не смогли - просто очень сильно искалечили, пришлось самим ее резать потом.
В последнее время глава семейства Александр Клименков погрустнел. Разочаровался в людях. Говорить ни с кем не хочет: кажется ему, что заранее знает, как скажут, что сделают. Так устал, будто и не свою жизнь живет. Своими руками сделал себе гроб, чтобы быть до конца честным. Нужно быть готовым к смерти, говорит.
А на смерть-то он нагляделся. Неподалеку - поле памяти. Такое имя оно получило благодаря Клименкову, до этого было просто одним из вяземских полей, на котором в 41-м сложили свои головушки солдаты четырех армий. Сложили в окружении, в так называемом Вязьминском котле, о котором по сю пору мало кто знает. Клименков сначала поставил памятник не вернувшимся с войны механизаторам, потом постепенно стал перезахоранивать останки бойцов, найденные на поле. Обязательно приглашал священников, поставил крест. И все это еще в самом начале "эпохи плюрализма и гласности". Дождался, когда на выездном заседании партбюро стали исключать из партии, но русскую память ему все же не отшибли.
- А вообще, как вы считаете, памятливый ли мы народ?
- Я считаю, что мы иваны не помнящие родства, - отвечает Клименков. - Мы превратились в роботов-манкуртов.
- Странно все-таки на поле памяти от вас об этом слышать.
- Ну что ж? На самом деле так оно и есть. Посмотрите вон табличку. Она прострелена - из винтовки или еще из чего-то. Понимаете? Как можно назвать таких людей? Дорожим мы памятью? Кто мы?
- Нас учат обманывать, выкручиваться, - продолжает Клименков, - заставляют, чтобы мы содержали местных чиновников, учат нас давать взятки, пресмыкаться перед ними. Нас ставят в не свойственное для русских православных людей условия, разжигая вражду между нами. Но со мной сын, у него две дочки, и я думаю, что если даже меня не станет, то я уже все сделал. Может быть, моя судьба - служить тем гумусом, удобрением, которое будет способствовать росту родового дерева.
Каждый день в 11 часов Клименков приходит в храм, облачается в одежды дьякона и служит обедню. Дьяконом его рукоположили, когда стало ясно, что никто из духовенства в заброшенное село служить не поедет. Служит Клименков, как правило, в одиночестве. Недавно залетели две ласточки и пробыли здесь до конца службы. На праздники заходят старушки. Летом с интересом заглядывают дети, привезенные на дачи. На выходные Клименковы собираются в храме всей семьей.


От редакции: Пытаясь узнать, как живут и здравствуют Клименковы на сдачи номера в печать, мы позвонили в управление сельского хозяйства Вязьминского района. Дело это мучительное: Смоленская область, самая "западная" в Российской Федерации, имеет всего лишь две линии автоматической связи: собственно смоленскую и гагаринскую. Бравшие трубку чиновники и секретари сильно сомневались, что клименковское хозяйство еще существует, на точно сказать ничего не могли. Часто повторялись слова "долги", "мелкое хозяйство". В общем, понятно...
Но главное, что сами Клименковы живы-здоровы. Стоит на месте возрожденный храм (хотя все еще нет в нем священника) и существует по-прежнему "поле памяти". Вот оно как в жизни получается: чтит человек чужую память и этим по себе память оставил. Может быть, это и есть главное? Может быть, закон выживания русского человека в этом и состоит?