НОЧНАЯ ВАХТА
(Разговор с самим собой)
Инвалид Отечественной войны, старшина первой статьи Г.СЕДОВ

   Вахту с четырех утра на флоте издавна называют "собакой", а то и похлеще. Понятное дело - до четырех не выспишься толком, а после и вовсе отдохнуть некогда - подъем флага, вся команда на ногах.
   Ладно бы стоять "собаку" в море, в походе - там все при деле. А у стенки вышагивать между кормовых механизмов - тоска зеленая. Наш красавец корабль, лидер эскадронных миноносцев, стоит в Ваенге (сейчас Североморск), пришвартованный левым бортом к третьему причалу. С Кольского залива подувает холодный ветерок. Заверну за надстройку - тихо, прислонюсь к какому-нибудь кранцу - совсем хорошо, сразу в сон клонит. Так и маюсь. Разглядываю соседние корабли и сочувствую тамошним вахтенным бедолагам.
   Рядом эсминец "Грозный". Может, там стоит "собаку" юнга Валя Пикуль, а может, спит пацан в теплом кубрике. Пикуль - фамилия, кроме своих, никому не известная. А на гвардейском "Гремящем", возможно, несет вахту молодой штурман. (Спустя годы нас с его дочерью Ириной Клюевой сведет общая работа в программе "Время").
Перебираю в памяти события, имена, города и годы. Что-ж, теперь я не какой-нибудь "салага", а закалённый моряк, побывавший в боевых делах и жестоких штормах. В отпуск бы приехать в родной Ярославль (есть что и на грудь приколоть), пройтись по набережной Волги, взглянуть на то место, откуда сделан был первый шаг к флоту.
Подвигнул меня на этот шаг Санька Затрапезнов, первый мальчишеский друг. Он родился с мечтой о флоте и меня пристрастил ко всему морскому, плавать научил. В кругу ребят считалось подвигом - махнуть через Волгу. Это было как посвящение в рыцарство.
   В те времена великую Волгу еще не перегородили плотинами, не превратили в цепочку болот с застойной водой.
   Туманным утром нырнули мы с родного правого берега, который недаром звался в народе мужским: на правом берегу - Рыбинск, Углич, Ярославль, Нижний Новогород, Саратов, Царицын, на левом - Кострома, Кинешма, Самара… На той, "бабьей" стороне ждали авторитетные старшие судьи. Лихо стартовали, работали руками-ногами, холодно, Санька впереди, уходит от меня. Догоняя, сбил дыхание. Оглянулся - наш берег далеко. Стало жутковато. А тут еще слева - махина двухпалубного парохода. Поднажми, Гермаха… Разве различишь с мостика две мальчишеские головенки над туманной водой? Ох, и дорого достался нам этот рывок, не то что плыть, еле на воде держимся. Санька пыхтит рядом, ничего, дотянем. Взмахнул над головой руками - глубину меряет. Делает вид, что дно достал. Санька - добрая душа, я же понял твою хитрость. Дышу, как кит, гребу, гребу, гребу… Господи! И - задеваю ногой за песок. Санька вновь вскидывает руки и… уходит в глубину. Еще и еще раз - нету дна. Плывет ко мне, встает - вода по горлышко. Нашел! Мы попали на косу. Прощупывая ногами дно, тихонечко вышли на берег и плюхнулись на холодный песок… Санька стал на колени, поднял к небу глаза. Губы его беззвучно шевелились. В меня вошло неведомое чувство - спокойная уверенность, защищенность и …непередаваемая легкость.
В сорок первом зимой Александр Затрапезнов пошел в военкомат проситься добровольцем. "Какой флот, немцы под Москвой. В пехоту возьму", - сказал военком. Санька погиб в первом же бою. Раненный в ноги, попросил еще один диск и прикрывал отход своей группы.
   Душа его спасала и берегла меня на крутых морских дорогах.
Я пошел по Санькиным стопам, но не в военкомат, а прямо в морской отряд. Без волокиты взяли. С одним условием - написать заявление в комсомол. Написал. Отпустили домой попрощаться, постричься наголо. Все просто, быстро, весело.
А дома как раз наоборот: Аника-воин, на чем штаны держатся, оставь свои бредни, - голоса звенели, слёзы тоже. И в это время пришел мой любимый дед Фёдор Фёдорович Савинов. Обязан про деда сказать подробнее. Был стармехом на корабле "Царь" русской Аральской флотилии (сейчас и моря-то Аральского, считай, нет). После организовал в Ярославле кузнечную артель, она переросла в каретное заведение. На парижской выставке показывал свои экипажи, привёз "Гран-при". Дела шли. Перед революцией вложил значительную сумму в строительство автомобильного предприятия. Имел добротный особняк на Московской улице (он и сейчас стоит). Советская власть от всего его освободила и попросила под конвоем помочь в строительстве Магнитогорска. В Ярославль вернулся стариком и чудом. "Да ведь убьют тебя! - кричала мама. - Скажи ему, дед". Дед подошел ко мне, обнял (что бывало крайне редко) и тихо, но четко сказал: "Умереть за Россию - честь!" - И перекрестил меня.
   После войны из трехсот корешей-добровольцев вернулись не более тридцати. Слава живым, вечная память мальчикам, не вернувшимся домой.
"Ну, как вахта?" - вахтенный капитан-лейтенант жестом прервал мой рапорт. - Давай-ка, друг, нарушим устав". (Тоже невесело стоять "собаку", ют-корма - место для курения команды.) Корабельные офицеры и матросы питались из одного котла, поровну делили невзгоды, дружили, молодые офицеры к "старикам" матросам обращались по имени и отчеству. Срок службы пять лет, а тут финская война, международные передряги, вот и растягивалась служба еще на пять, а то и больше. Помню потрясающий случай с одним из "стариков". Такой незаметный, скромненький мужичок.
   Котельный - это машинист-кочегар, по-старому. Мы вели союзный караван в Северной Атлантике. Место опасное: как раз тут нас пытались перехватывать германские подводные лодки. Конвой - то есть наши корабли - кружили вокруг союзных транспортов, как кошки возле малых котят. Наш корабль - флагман конвоя - возглавлял операцию. И вдруг - ЧП, да какое! Во втором котле лопнула водяная трубка. Это потеря половины мощности, а стало быть, и половины скорости.
   Что делать? По инструкции, надо остудить котел, а это - на 6-8 часов оставить союзников без охраны! И вот тут старикан котельный предложил немыслимое - произвести ремонт в горячем котле. Надели на Максимыча три мокрых робы, рукавицы из асбеста, на голову - противогаз, к маске привернули длинный хобот из трубок, конец подвели к вентилятору. В котельной собралось начальство, замполит. Максимыч осенил себя крестным знамением, никто этому не удивился, уверен, не он один вспомнил тогда о Боге. И сунул голову в пекло. Вылез обратно, робы дымятся, противогазная маска рассыпалась от жары. "Нашел течь". Отдышался, снова облили его водой, снова маска, уже другая, и снова в этот ад кромешный. Трижды забирался туда и забил-таки заглушку в поврежденную трубку. Доктор пытался утащить его в лазарет. "Поднимем давление, уж тогда", - хрипел Максимыч. Дали полные обороты: 66 тысяч лошадиных сил - оба котла! Лидер эскадронных миноносцев снова возглавил конвой.

+  +  +

  Да, флот - особая субстанция, говаривал наш боцман Степененко. Мудрёное слово, тем более в боцманском словаре. Остальные его выражения - не для общего слуха. Вахта подходит к концу. Через час - подъём флага. Новый корабельный день начнется с проводов первой группы "стариков" домой. И что я вижу: по левому шкафуту в парадной форме старшины второй статьи движется в мою сторону Максимыч.
Я со своей внеуставной папиросой спрятался за пятую кормовую пушку. Максимыч подошел к надстройке, в глубине которой - его котел. Огляделся и… обнял холодную стальную обшивку. Гладит, прошелся рукой по заклёпкам, прижался щекой. Отёр платком лицо, постоял маленько и пошел обратно.
   У меня ком к горлу подкатил.
   И ещё одно воспоминание.
…В нос бежать - по правому борту, в корму - по левому. По тревоге. Но за долгие годы корабельной службы, есть тревога или нет, правило переходит в привычку. Звонок боцмана в отсек был кратким и образным, в переводе означал: "Сорвало бочку с вашей (такой-то) химией и гоняет ее по палубе". Бочка - под 200 килограммов, а "химия" бурно реагирует в соприкосновении с водой. На палубе глубинные бомбы принайтованы. Так что прибыть надо действительно спешно.
   Отсек мой в самой корме, над задраенным люком перекатываются волны. По крену понимаю: ветер с левого борта. Шторм, люк, бочка проклятая - всё вертится в голове, быстрее надо, быстрее. Корабль круто валит на правый борт, вода над головой шумит громче, мощнее, но и стихает скорее. Вот он, момент! Делаю всё как рассчитал, только ничего не вижу со света, круги красные в глазах. Корма резко пошла кверху - сейчас зачерпнёт. Задраил люк, держусь что есть сил. Волна накрывает тяжело, пронизывает холодом до самого сердца, рвёт руки от задраек. Держусь… В несколько прыжков, яко зверь, оказываюсь у кормовой надстройки с поветренной стороны. Там поручни специальные, штормовые. Палуба вроде выровнялась - давай! Волна подгоняет, стальная палуба в солярке, скользко - скатываюсь к борту, там должны быть леера заграждения. Тьфу, запнулся за минные рельсы, ещё на метр-полтора ближе к краю. Должны быть леера, - вытягиваю руки, - какой голос неслышный дохнул мне в уши: нет лееров. Нет (они снимаются на случай торпедного залпа).
   Теперь уже не соскальзываю к шипящим волнам, а завис над ними. Изо всех сил держусь скрюченными пальцами за минную рельсу - она сантиметра на два выступает на палубе. А палуба все кренится… Поджимаю ноги, неужели всё, конец? Пальцы не чувствуют, лицо залито водой. Кричу что было мочи: Господи, помоги мне! Спаси меня, Господи! Захлёбываюсь, вздохнуть не могу. Вот значит как это бывает. Неужели конец? Боже великий, спаси меня…
   Что это? Ветер тише, вода не шипит так громко за бортом. Что это… Я стою на ногах? Стою и не чувствую их. Трогаю лицо - нет ни щёк, ни лба. Во рту солоно. Вода, кровь, слезы? Плачу громче - Господь Милостивый, Ты услышал меня!
Да, Он услышал. В сердце моё вошла большая и спокойная волна, сила и радость. Как тогда на Волге… Не боюсь уже бешеных волн, стою как вкопанный на скользкой палубе. Не боюсь подводных лодок, не боюсь Юнкерсов. Потому что за мной - огромная Его сила…
    Бочку с "химией" поймали в том походе. Был торпедирован один из кораблей охранения - эсминец "Деятельный", семь человек из ста пятидесяти удалось спасти. Смыло за борт дежурного трюмного машиниста с соседнего корабля. Караван транспортных судов союзников был доставлен к месту назначения невредимым.
Шесть поколений нашего рода служили флоту Российскому. Двое продолжают службу сейчас. Храни их Господь. Храни Боже всех, кто верой и правдой служит России-Матушке.