К 200-летию А.С. ПУШКИНА

БЕССМЕРТНЫЙ ЗАВЕТ
А.А.Бобров

Может быть, было преувеличением хотя бы
на минуту опечалиться за судьбу народа,
из недр которого вышла могучая натура Петра
Великого, всеобъемлющий ум Ломоносова,
грациозный гений Пушкина.
Пётр Чаадаев, 1836 год
   Эти слова скептик Чаадаев произнёс за год до роковой дуэли, которая произошла 8 февраля (27 января по ст. стилю)1837 года на окраине Петербурга в пятом часу дня, в опускающихся сумерках. А еще утром Пушкин продолжал заниматься литературными делами, думая не о своем грациозном гении, а о судьбе русского просвещения.
   Потрясенный гибелью поэта, петербургский библиограф И.П. Быстров пишет коллеге в Калужскую губернию: "В достопамятный 27-ой день января 1837 г. Ф.Ф. Цветаев в 12-м часу утра был у Пушкина и говорил с ним о новом издании его сочинений. Пушкин был весел. Ввечеру того же дня Тургенев пришел к нему с известием, что Пушкин стрелялся! Какова сила характера нашего незабвенного поэта!". Но, пожалуй, сильнее беседы с приказчиком издателя Смирдина потрясает последнее письмо поэта-редактора "Современника", датированное роковым числом. С каким уважением и добрым чувством обращается он перед самым отъездом на Черную речку к автору "Истории России в рассказах для детей" А.О. Ишимовой: "Милостивая государыня Александра Осиповна, крайне жалею, что мне невозможно будет явиться на Ваше приглашение... Сегодня я нечаянно открыл Вашу историю в рассказах и поневоле зачитался. Вот как надобно писать! С глубочайшим почтением и совершенной преданностью честь имею быть...".
    Должно быть, Пушкин и впрямь ценил слог Ишимовой, которой заказывал переводы для своего журнала, оговаривая за два дня до рокового дня: "Заранее соглашаюсь на все ваши условия...", но более всего приветствовал он саму первую попытку донести до детей с патриотических, христианских позиций славную историю Отечества. Поведать о ней внятно и увлекательно: "Вы любите, дети, слушать чудные рассказы о храбрых героях и прекрасных царевнах, вас веселят сказки о добрых и злых волшебницах. Но, верно, для вас еще приятнее будет слышать не сказку, а быль, то есть сущую правду? Послушайте же, я расскажу вам ее о делах наших предков".
Сущая правда об истории - вот чем более всего дорожил Пушкин-лицеист, жадно слушающий лекции Куницына, Пушкин-поэт, создающий в тиши Михайловского "Бориса Годунова", Пушкин-историограф, путешествующий по местам Пугачевского бунта и работающий в императорском архиве. Наконец, Пушкин-редактор, который сделал в журнале преобладающей документальную прозу: записки кавалерист-девицы Дуровой, военные мемуары Дениса Давыдова, очерк историка Погодина "Прогулки по Москве".
Как знать, может быть, тем роковым утром он раскрыл книгу Ишимовой и оглянулся на свою жизнь, вспомнил московское детство и характерное для полуфранцузских нравов русского дворянства воспитание. Гувернёры-иностранцы были никудышными педагогами, библиотека отца - поклонника французской литературы и сочинителя плохих французских стихов - не знала подобных исторических книг. Одно счастье: в гостиной Пушкиных бывали Карамзин, Батюшков, Жуковский. Маленький Саша, тоже уже начавший сочинять по-французски, чувствовал к этим светочам разума неодолимую тягу, и его невозможно было выпроводить в детскую.
Слава Богу, бабушка М.А. Ганнибал выучила внука читать и писать по-русски, а еще приставила нянюшку Арину Родионовну из своего подмосковного имения Захарово, куда и стала вывозить Сашу каждое лето. Пушкин полюбил бабушкину усадьбу, сам уклад сельской жизни, своих деревенских друзей. Всю жизнь он вспоминал эти первые встречи с первозданной природой, живым языком, старинной песней и сказкой. Даже захаровский скромный быт под его пером приобретает сказочные и величественные черты:

Но вот уж полдень. - В светлой зале
Весельем круглый стол накрыт;
Хлеб-соль на чистом покрывале,
Дымятся щи, вино в бокале,
И щука в скатерти лежит.

    В Лицее Пушкин получал довольно консервативное, классическое образование, но ему были тесны рамки даже этого престижнейшего учебного заведения. Он сходится с яркой личностью - Чаадаевым, чье влияние в чисто идейном плане быстро преодолел, но острый ум старшего друга помог юноше осознать себя:
   Во глубину души вникая строгим взором,
   Ты оживлял ее советом иль укором.
    По приезде в Петербург Жуковский специально посетил Лицей, чтобы возобновить знакомство с шестнадцатилетним поэтом, тогда как самому знаменитому автору "Светланы" было за тридцать. Жуковский ввел ученика в литературное общество "Арзамас", чьи заседания обогащали больше официальных занятий. Наконец, семнадцатилетний Пушкин становится постоянным гостем, своим человеком у Карамзиных. На смертном одре, прощаясь с рыдающими друзьями, Пушкин спросил у Тургенева: "А что же Карамзиных здесь нет?" За Карамзиной тут же послали, она перекрестила умирающего.
    Цвет эпохи и русской мысли окружал Пушкина с младых ногтей, но его жажда к самообразованию, к постижению стихии народной жизни, к заветам родной старины была неутолима. В первые же дни болдинской осени он идет на базар, с восторгом слушает рифмованные выкрики зазывал и возвращается к заветной михайловской тетради. Арины Родионовны нет уже два года, а сказки ее записаны. Потом поэт, приступает к "Повестям Белкина", к строфам "Путешествия Онегина". Это ведь все - энциклопедия русской жизни, плод не книжного, а житейского образования, глубочайшего проникновения в национальный характер и в точные бытовые подробности существования его во временном и географическом пространстве. Вот об этой подлинной народности "без описания сарафана" и говорил Гоголь, вот она-то и делает поэзию Пушкина родной для каждого человека русской культуры. В "Пушкинских днях" Н. Тэффи вспоминала: "В новгородской глуши деревенские девки плясали "кадрель". Плясали без музыки, в "сухопляс", и сами пели тонкими комариными голосами. Пели:

Прибежали в избу дети,
Второпях зовут отца:
Тятя!тятя! наши сети
Притащили мертвеца.

Отплясывали весело, отстукивали пятками.

И в распухнувшее тело
Раки черные впились. Ух, я!
Спрашиваем:
- Откуда это у вас?

    - А кто его знает откудова. А что ж? Оно хорошее.
    Пушкин помнил и пекся об этом хорошем, исконном на всяком поприще - поэтическом, фольклорно-собирательном, редакторском, семейном. Потому-то, рассуждая о причинах, "замедливших ход нашей словесности", Пушкин не обходит общее мнение на этот счет: в русском просвещенном обществе отдавалось предпочтение французскому языку перед русским. Так, продолжает он, себе в оправдание думают "все наши писатели" - "но кто же виноват, как не они сами". Поэт имел право столь сурово судить: ведь он-то преодолел последствия этого предпочтения и вывел русскую литературу на совершенно самостоятельное место в просвещенном мире.
    "Россия, - пишет с гордостью Пушкин, - вошла в Европу, как спущенный корабль, при стуке топора и при громе пушек. Но войны, предпринятые Петром Великим, были благодетельны и плодотворны. Успех народного преобразования был следствием Полтавской битвы, и европейское просвещение причалило к берегам завоеванной Невы". Не Россия причалила к хваленому просвещению, а - оно к нам! Об этом беспрестанно рассуждает Пушкин, воспитанием национального самосознания он остается озабочен до последнего дня своей жизни.
   Последнее письмо поэта, собирающегося на дуэль и надевающего все чистое - вечное подтверждение этому и бессмертный завет нам.