Итоги тысячелетия

ДРУГОЙ СУДЬБЫ НАМ И НЕ НАДО
В.Н. Тростников.

Нынешний год вдвойне особенный. Запад подводит итоги своих двух тысяч лет, Россия оглядывается на свое тысячелетие, миллениум. Это не разные юбилеи, корень у них один, и этот корень - Христианское Откровение, изменившее судьбу римлян, германцев, кельтов и славян, хотя и не сразу, и не в одно время.
Корень один, а судьбы получились разные. Почему? В чем причина того, что европейская и российская цивилизация, которые Арнольд Тойнби назвал "сестринскими", так и не слились, хотя несколько раз были от слияния на расстоянии протянутой руки? Может, это о нас сказал Киплинг: "Запад есть Запад, Восток есть Восток, и с места им не сойти"? О, нет, его "Восток" - это Индия и все, что за ней, - Китай, Бирма и прочее. Это действительно нечто совсем другое, но другое не только для Европы, но и для нас. А вот Англия или Франция нам близки, это наше, это родное. Айвенго, д'Артаньян или кавалер де Грие - такие же русские литературные персонажи, как и Илья Муромец, князь Серебряный или Печорин. От немца мы знаем, чего можно ожидать, а от вьетнамца - нет, поэтому немного его боимся. Россия и Германия - и вправду сестры, а Россия и Таиланд - даже не родственники. Что же помешало сестрам, получившим свет Истины из одного источника, соединиться и жить вместе?
Вглядываясь в нашу тысячелетнюю историю, начинаешь думать, что тут надо ставить не вопрос "почему?", а вопрос "зачем?". То, что с нами в течение этого времени происходило, настолько не вытекало из предыдущего, что остается предположить лишь одно: причина происходившего находилась не в прошлом, а в будущем, т.е. это была цель. Теперь эта цель начала вырисовываться, и отечественная история становится логичной. Стоики Древней Греции говорили: того, кто ей покорен, судьба ведет; того, кто ей сопротивляется, - тащит. Мы нередко противились собственной судьбе, не понимая ее смысла, и она тащила нас, порой весьма бесцеремонно. Но как теперь выясняется, она просто уберегала нас от опасностей. А главной опасностью как раз и было для нас слияние с Европой.
Есть дивная русская сказка, в которой девочка убегает от ведьмы. Когда старуха почти настигает ее, она бросает позади себя гребешок , и вырастает лес. Пока ведьма через него пробирается, девочка оказывается уже далеко. Но скорости у них разные, и злодейка снова уже близко. Тогда преследуемая бросает полотенце, и между ними возникает водная преграда. Ведьме опять приходится задержаться, чтобы выпить реку, и только после этого она бросается вдогонку. Ощутив за спиной дыхание бабы-яги в третий раз, девочка бросает мыло, и на пути преследовательницы вырастают горы. Она, конечно, их в конце концов прогрызает, но время уже упущено, и героиня сказки теперь в безопасности. Ученые - фольклористы выдвигали различные версии возникновения этого сюжета, но сейчас можно дать ему еще одну трактовку: это художественный образ нашей истории. Догоняющей стороной тут является Европа, убегающей - мы.
В первый раз реальная опасность того, что она сожмет нас в своих дружеских объятиях, возникла в середине Х века. Княгиня Ольга, буквально силой заставившая ненавидевшего русских императора Константина Багрянородного крестить ее в Царьграде, не сумела, однако, добиться от него открытия в Киеве митрополии, и обратила взор на Запад. Немецкий хронист записывает под 959 годом: "Пришли к королю послы Елены, королевы руссов, которая крещена в Константинополе, и просили посвятить для сего народа епископа и священников". Король Оттон обрадовался этой просьбе, и возникла та классическая ситуация "полного непротивления сторон", которая называется обоюдным согласием. Казалось бы, уже ничто не могло помешать нам стать католиками. Если бы это произошло, Русь постепенно стала бы частью западного мира, как потом это случилось с католическими Польшей и Чехией. Но этого не произошло. Помешало нечто непредвиденное. Назначенный епископом руссов Либуций неожиданно умер, и другой миссионер, епископ Адальберт, сумел приехать на Днепр только в 962 году, когда из-за усиления языческой партии Святослава обстановка изменилась, и пришельцу пришлось убраться восвояси, причем на обратном пути его чуть не убили. Помня об этой печальной истории, внук Ольги Владимир, приняв решение крестить свой народ, сразу обратился к православным грекам. Так в критический момент судьба "бросила расческу", и между нами и Европой вырос непроходимый лес различия в вероисповедании. От чего он нас уберег? От первой фазы начавшейся в Европе духовной деградации - от религиозного юридизма, характерного для "латинской веры". Уже тогда католическая церковь начала представлять отношения между человеком и Богом в виде договорного соглашения, в котором четко указано, сколько времени нужно отводить молитве, чтобы расквитаться со Спасителем, и на этом основании была создана теория "сверхдолжных заслуг", согласно которой избыточная молитва монахов создает некий фонд спасительной субстанции, которым распоряжается "викарий Иисуса Христа" Папа Римский так, что может обменивать эту субстанцию на золото, подтверждая факт состоявшейся сделки индульгенциями.
Если бы русские приняли христианство в форме латинства, они, по доверчивости неофитов, и вправду вообразили бы, что тварь может быть с Творцом на равных, входя с ним в торг, и вместо смирения, терпения и самоотверженности в нас вырабатывались бы совсем другие качества. Но мы были ограждены от этого, и надо признать, ограждены Самим Творцом, который дал нам достаточно времени для совершенно другого развития.
Но через семь веков мы снова увидели на пороге нашего дома готовую войти в него Европу, причем сам наш царь приветствовал ее и зазывал внутрь. Эта Европа была уже пострашнее той, с которой чуть не соединилась Ольга. Ее главной религией стал молодой самоуверенный протестантизм. Выросший в Немецкой слободе под опекой Лефорта и Брюса, Петр Великий видел в нем свет разума и был без ума от него. Из самых лучших побуждений он направил свою неукротимую энергию на то, чтобы сделать нас немцами. В том, чтоб это необходимо, он убедил верхушку нашего общества, и трудно было представить, что на этот раз могло предотвратить поглощение России Европой. Но судьба и тут пришла к нам на выручку. Неумная Анна Иоанновна поняла идею "вестернизации" слишком прямолинейно, на государственных должностях началось засилье самых ничтожных выходцев из немецких земель, и у нас возникла сильнейшая идиосинкразия ко всему иностранному, так что, когда гвардия возвела на престол русскую душой Елизавету Петровну, все вздохнули с облегчением, и наша история вошла в новый виток изоляционизма. Так было брошено полотенце, разлившееся рекой глубокого национального русского чувства, вскоре еще усиленного наполеоновским грабежом России. От чего мы были ограждены на этот раз? От второй фазы европейской деградации - от религиозного субъективизма. Ведь протестантизм, не решаясь открыто отречься от Бога, но не желая Ему более подчиняться, подчиняет Его человеку, изымая Его из большого космоса и помещая в микрокосм, в сердце человека. Католики поставили тварь вровень с Творцом, протестанты пошли дальше и поставили ее выше Творца. В этом была четкая последовательность, но мы опять от нее уклонились и продолжали жить крайне непоследовательно.
Чтобы выпить эту реку, Европе понадобилось чуть меньше двух веков. В конце девятнадцатого столетия в России начал бурно развиваться капитализм. С 1885 по 1913 годы мы прочно занимали первое место в мире по приросту промышленности. Перспектива стать органической частью буржуазного мира Запада теперь была для нас вроде бы абсолютно неотвратимой. Что повлекла бы она за собой, если бы осуществилась? Наше приобщение к религиозному индифферентизму, свойственному тому "буржуазному" образу жизни, который воцарился в конце прошлого века в Европе и Америке, и в котором нет места никакой святыне, ибо единственным "божеством" является там Маммона. Это третий акт европейской трагедии после латинства и лютеранства: Бог, поставленный сначала на один уровень с человеком, а потом ниже человека, теперь вообще изгоняется из картины мира и в освободившееся место вписывается золотой телец. Но неизбежность вдруг опять превращается для нас в невозможность: Октябрьская революция бросает на наши рубежи мыло марксизма, и как по волшебству там воздвигается "железный занавес", давший нам возможность развиваться "неправильно" еще семьдесят лет. И хотя истинного Бога заменили у нас на этот период кумиры, само чувство святыни в нас сохранялось, ожидая того момента, когда оно снова сможет быть направлено на подлинные духовные ценности.
В конце восьмидесятых туннель в этой горной преграде, которую с той стороны грызли политики, а с нашей - диссиденты, был проделан. Баба-яга в четвертый раз настигла растерянную Россию и крепко сжала ее своими ледяными пальцами. И нет уже у нас ни гребешка, ни рушника, ни мыльца, нечего бросить за спину, нечем отгородиться от Европы. А ведь теперь она стала еще страшнее - вошла в четвертую фазу своего вырождения, впала в сатанизм. Уже не маммона, а зверь берет там бразды правления в свои руки и вот-вот начнет ставить на челе и правой руке каждого свое число, без которого нельзя будет ни покупать, ни продавать. Выходит, и нам это уготовано?
Нет, слава Богу, нет!
Зря ведьма старалась, зря прогрызала горы теперь мы уже в безопасности. Последней семидесятилетней отсрочки как раз - хватило нам на то, чтобы внутри нас завершился тысячелетний процесс выработки противоядия Западу, и теперь его идеология нам не страшна. У нас пошло главное: восстановление нашей религиозности. Количество действующих церквей растет у нас такими темпами, которые наблюдались разе лишь в семнадцатом веке. За последние десять лет их число возросло в десять раз! И пусть наше православие еще не совсем чистое - в истории важна тенденция. Западные "просветители" не представляют сегодня для нас серьезной угрозы, ибо мы все больше начинаем смотреть на них как на дикарей, пытающихся навязать свои примитивные ценности народу более высокой культуры и духовности. Мы решительно отвергаем свойственный Западу культ денег, предполагающий отказ ради них от любой святыни. Мы решительно отвергаем пропаганду западной масс-культурой "сексуальной революции" и половых извращений, считая все это мерзкой "порнухой". Мы решительно отмежевываемся от любого экуменизма, растворяющего подлинное христианство в неопределенном синтетическом веровании.
Читатель скажет: да, народ наш чужд западным ценностям, но ведь верхи могут его заставить с ними уживаться. Да, до недавнего времени этого можно было бояться. Но теперь такие страхи позади. Скандал с нью-йоркским банком показал, что наши "олигархи" не приняты в манхэттенский клуб. Теперь ясно, что капитализму у нас не быть, ибо низы не хотят в него вписываться, а верхи не умеют! Оказывается, чтобы стать настоящими олигархами, а не мафиозными, нужно пройти трехсотлетнюю выучку, а этого времени у гусинских не было, поэтому зверь, который тщательно проверяет все цифры, не допустит их войти с ним в долю.
Так, в конце миллениума, над Россией прозвучал тот же голос с неба, которым завершается "Фауст" Гете: СПАСЕНА!
Но для чего она спасена? Что будет с нами дальше?
Об этом мы поговорим уже в следующем тысячелетии.