Чем люди живы

КОРОТКИЕ РАССКАЗЫ

СТАРЕЦ

Сколько себя помню, всегда хотелось знакомств, общения с интересными и влиятельными людьми... Может быть, не больше, чем другим, но, наверное, и не меньше. И вот с удивлением начал замечать, что прискучили и интересные люди, и к влиятельным что-то не тянет. Совсем другого общения ищешь...
Старец - весь в черном, только борода белая! - из нового круга, куда тянет... Так хотелось попасть к нему, а приехал и вроде и позабыл, чего спросить хотел.
- Молюсь рассеянно... - и покаялся. - Если одно слово только и произнесу во время утреннего или вечернего правила с подлинной верой, так и то добро.
- Как не добро?.. - улыбнулся старец. - Если и за целую жизнь хоть одно слово с полной верой произнести, то горы свернуть можно.
- Неужели так?
- Да не бывает иначе... Пока не совершенен внутренне, и вера не глубока, и сила молитвенная не дается... Если бы иначе было, все горы нев ту сторону сворочены были бы...
И отвернулся старец к другим, жаждущим его слова и утешения. И вроде и не говорил больше со мной, а разговор продолжался. Словно бы внутри звучал голос старца:
- Даст Бог, и доживет человек до старости... Немощен станет. А немощь от греховного освободит. Очищается человек в скорбях и болезнях... Облегчается в раскаянии душа. С такой душою и ко Господу легко взойти будет...
Он ли это говорил, сам ли я думал так?
Уже уходил от нас старец в свою келью.
Шел, опираясь на клюку, седобородый, тихий, наполненный каким-то нездешним покоем. Тихо ступал, неслышно... А вокруг словно вихрь бушевал, гром гремел, молнии блистали - чудеса Божии совершались...
И все - в покое, среди незамутненно-ясного дня.

ИЗУРОДОВАННОЕ ЛИЦО

Не знаю, как и назвать то, что я видел тут... - проговорил мой собеседник, пожилой, довольно представительный мужчина. - Я и сейчас себя верующим человеком не считаю, а тогда и вообще не задумывался об этих вещах... Но вот что было...
Приезжал я тогда на Валаам по командировочным делам. Больше десяти лет прошло... Монастыря тогда еще не было, только музей.

Управившись с делами, я отправился вечером осмотреть природу и местные достопримечательности. Забрел, конечно, и на территорию самого монастыря. Долго бродил здесь, пока не столкнулся со своим соседом по гостиничному номеру. Сосед у меня хороший мужик был, только уж очень страшный. Все лицо в чудовищных шрамах. И днем на него смотреть нелегко, а тут, в сумерках, среди сырости храма - просто как током меня ударило. Отшатнулся даже.
- О, Господи! - говорю. - Извините, пожалуйста...
Но сосед не обиделся.
- Не берите в голову, - говорит. - Другие в обморок падают, бывало.
- Где это вас? На Невском пятачке, вы говорили?
- Можно сказать, что и на Невском пятачке...
- Почему, "можно сказать"?..
- Потому что, если разобраться, то раньше это произошло. Еще здесь, на Валааме...
- Как это? - спросил я. - Ничего не понимаю...
- Это верно... - сказал сосед. - Понять тут, действительно, ничего невозможно. Я ведь, дорогой товарищ, в здешней Школе юнг учился. В сороковом году нас сюда привезли и в гостинице, где мы сейчас живем, разместили. Все, как положено. Учеба... Строевая подготовка... Политзанятия... Еще комиссар, его Исаак Львовичем почему-то звали, на атеистическую подготовку нас водил. Выдаст каждому по "кошке"... Это такая проволока, на швабру намотанная, и ведет в храм. Лики святых со стен сдирать. А нам что? Мы же - краснофлотцы будущие! Так шаркаем по стенам швабрами, что до кирпича побелку сдираем.
И вот однажды привел нас Исаак Львович сюда.
- По свя-ятым разойдись! - командует. - Приступить к уничтожению!
Мне преподобный Сергий и Герман достались.
Я "кошку" в руки взял, проверил - хорошо ли проволока держится, потом преподобных оглядел, прикидывая, откуда ловчей к уничтожению приступить.
И вот тут, понимаешь, с глазами Сергия встретился...
Смотрит он на меня, как будто живой. И, главное, без страха смотрит, а задумчиво так, словно высмотреть пытаясь, что я за человек. И я ... ты понимаешь, и я сам как будто не на него, а на себя смотрю... И тоже сообразить пытаюсь, что я за человек...
Сколько я простоял так, не знаю. Тут комиссар, Исаак Львович, ко мне подлетает.
- Юнга Иванов! - кричит. - В чем дело?
- Не знаю, - говорю, - Исаак Львович... Чего-то странно мне.
- Странно?! - закричал комиссар. - А ну, швабру в руки, юнга Иванов! Выполнять приказ! Предрассудок уничтожить!!!
Он кричит так, а изо рта слюна прямов лицо мне летит.
И какая-то жгучая слюна у него, палит кожу... Я уже и не понимаю ничего. Словно столбняк напал. Но швабру поднимаю и медленно так, железной проволокой, по лику преподобного провожу...
А потом уж и не знаю, что со мной было. Очнулся в постели. Товарищи по школе, смеются надо мною, но посмеялись и позабыли. И я тоже позабыл... А снова уже на Невском пятачке вспомнил, куда всю нашу школу бросили.
Вот где ад был... Из наших, почитай, никого целыми не осталось. И я бы тоже не остался живой, если бы молиться не стал. Прямо передо мной мина разорвалась... Но я, вы не поверите, конечно, не разрыв перед собою увидел, а преподобного Сергия... Как тогда в церкви... И, как тогда, очнулся уже в госпитале. Сам цел, а лицо все иссечено осколками...
Такую вот историю мне юнга Иванов рассказал.
- Чего же здесь удивительного? - сказал я. - На войне много таких историй происходило. Почти с каждым фронтовиком какое-нибудь чудо было... Как мне один фронтовик говорил, дескать, с кем чуда не произошло, все там остались лежать...
- Верно, конечно, про чудеса... - согласился собеседник. - Только тут другое...
Мы ведь с бывшим юнгой Ивановым в храме разговаривали, как раз возле стены, на которой фреска. Преподобные Сергий и Герман Валаамские... Похоже, что юнга Иванов эту фреску и должен был чистить, как комиссар приказывал... И вот посмотрел я на Сергия - и снова, словно током ударило. Лик его, ну точь-в-точь, как лицо у юнги Иванова, изуродовано...
- Как же так?... - помолчав, спросил я. - Как же вы себя верующим человеком не считаете, если такое видели?
- Как? - собеседник попытался усмехнуться. - Не знаю... Видеть всякое приходилось, а только столько всего наделано, что страшно, понимаете ли, верить. Страшнее всего это для нас...
На этот раз моему собеседнику удалось усмехнуться. Хотя, может быть, лучше бы он и не пытался усмехаться...