АФОН И КОНЕЦ СВЕТА
Эсхатологический очерк

Сумерки застали нас у подножья Святой Горы врасплох. Стучимся в ворота одной кельи - тишина, никто не открывает. В другой - то же самое. Вдруг откуда-то сверху, из зарослей, по-русски: "Кто такие?" - Паломники из Москвы. И после небольшой паузы: "Поднимайтесь сюда".

Так мы оказываемся в сложенной из плоских камней, не скрепленных раствором, келье русского отшельника игумена Венедикта. Впрочем, старца нет дома. Нас принимает его послушник отец Кукша.
- А мы уж совсем было собрались прилечь на полянке...
Наш собеседник покачивает головой: "Здесь, особенно на Каруле, за стенами келий лучше не ночевать".
- Змеи?
Отец Кукша смотрит на нас пристально и серьезно. Похоже, взвешивает, как мы отреагируем на услышанное. Наконец отвечает: "Бесы... Здесь ведь как: становишься на молитву, а вокруг кельи стук копыт. Вроде мул скачет кругами. А какой тут мул: с одной стороны пропасть, с другой - скала.
Пугают... Порой над ухом рыкнет так, что волосы дыбом встанут. Однажды без видимой причины в сердце вошел неописуемый ужас. Тут же упали нары. По полу заметались полчища крыс. А я стою и Иисусову молитву вспомнить не могу. Буквально по букве высвечиваю ее в сердце. Наконец осилил до конца, и страх отступил.
Недавно в соседней келье у нас священник один ночевал, тоже паломник. Он, похоже, счел, что я тут от одиночества мышиного писка пугаюсь. А наутро пришел - весь синий.
Ночью, говорит, кто-то схватил за руки - за ноги и пытается выволочь из кельи. А что значит выволочь: в двух шагах за дверью - пропасть! Ничего не видно, хоть глаз выколи. Перекреститься священник не может, так крепко держат. В конце концов все же сотворил крестное знамение, включил фонарик - никого...
А старцы бесов гоняют. Да и как врагам не боятся таких, как наш сосед отец Стефан! Ему сама Богородица являлась. Когда-то власти хотели выселить его. За то, что он занял участок карульской земли, не заплатив денег. Тогда Матерь Божия встала на пути изумленных полицейских".
Про отца Стефана мы слышали и раньше, в нашем Пантелеимоновом монастыре. Некоторые считают, что у него дар прозорливости. Во всяком случае, когда у старца был наш монах отец Софроний, тот вдруг нарисовал ему какую-то карту и дорогу. Потом написал: "120 километров". Вскоре монаха увезли в Салоники на операцию.
"Впрочем, заговорились мы, - говорит отец Кукша. - Тесно у нас. Двоим в ту самую келью идти надо. И, обращаясь ко мне: а вы ляжете тут, у входа. Видите, дверь я запираю. Ночью, если кто войдет, вы помните: дверь заперта. Надо успеть перекреститься. Тут заходят ночью".
Свет погас. Где-то заскреблись мыши. Читаю Иисусову молитву...
Среди тревожного зыбкого сна слышу человеческие шаги за дверью. Может, кто-то из наших? По узкой тропинке над обрывом в такой темноте пройти без фонарика невозможно. Я приподнимаю голову: света не видно. А шаги слышны. Рука крестится, пока снова не охватывает сон. Все это повторяется еще два раза. Рассвет встречаю с облегчением.
Через несколько дней один из моих попутчиков, ночевавших в соседней келье, человек уже немолодой, серьезный, сказал: "А знаешь, что со мной той ночью было? Проснулся, а рядом со мной - жена. Она умерла полтора года назад. Я чувствую тепло ее тела, ее плоть. Во мне просыпается такое чувство, как тогда, когда она была жива. Она манит меня. Я наклоняюсь к ней и целую ее... И тут же видение исчезает".

+ + +

"В первые дни на Каруле я боялся бесов. Хотел уйти отсюда. А потом думаю: это мой дом, пусть они уходят. Креста они не выносят. Я как-то ночью смотрю: штук сорок спускается по дороге. Ничего, думаю, подойдите поближе. А потом - крестным знамением их. Они бегут, злобствуют, грозят. Кричат так: вы, монахи, хотите наши места занять"...
Мы у сербского отшельника схиархимандрита Стефана. На Афоне он полвека. На Каруле, в одиночестве своей кельи, - сорок лет.
О старце говорят разное. Одни, что впал в прелесть, слишком много говорит, постоянно в беспокойном движении. Другие называют его юродивым. А какой покой от юродивых? Впрочем, не нам судить.
Встретил он нас действительно необычно: в мирской одежде сбежал по тропинке навстречу. Что-то напевает, посвистывает. Издали кажется стройным юношей. Вот только борода и длинные волосы, превратившиеся в настоящий войлок.
Мы познакомились. "Георгий? - переспрашивает старец. - Это хорошо, святые мученики по молитве приходят на помощь раньше всех".
Он приглашает нас к себе. С пристани, если задрать голову, его келья видна, но самим ее найти было бы невозможно. Наш хозяин раздвигает густые кусты. За ними - едва заметная каменистая тропинка. Крутая! Местами надо подтягиваться, держась за веревку. Наконец мы в его владениях.
Основой кельи является пещера, в которой два небольших озерца. У входа в пещеру старец десятилетиями и строил свои лабиринты. Здесь храм, небольшая гостиница для паломников, многочисленные хозяйственные постройки. Отшельник говорит быстро, на смеси русского и сербского, но понятно практически все.
"Землю на огород носил издали. Пять тысяч раз ходить пришлось! А камни - снизу поднимал, от пристани. По ночам таскал. Прохладно, луна светит, хорошо! Я сильный был. Не лечился никогда".
Старец стоит рядом с крестом, на котором написано: "1922. Схиархимандрит Стефан". Могилу себе уже подготовил.
Хозяин на минуту оставляет нас и возвращается в облачении. В его одеянии - одна необычная деталь. На вязаной шапочке - значок четников, сербских партизан-монархистов времен второй мировой. Отец Стефан командовал таким отрядом.
"Меня и расстреливали, - рассказывает он о своей жизни. - Поставили к стенке, и с нескольких метров двое из автомата. Никак попасть не могут. Я бросился бежать. Пули вокруг тела свистят, одежду прожигают. Так и ушел. Без единой царапины".
Мы оказываемся в комнатке с видом на море. Она вся в иконах. Много и фотографий. Их оставляют, присылают этому необычному монаху паломники, благодарные за духовную помощь. На одном снимке - сам отец Стефан. Что-то пишет, а рядом - голуби.
"Птички любят, когда я пишу", - говорит келиот.
Тут же - множество книг. Карульский старец известен своими богословскими трудами. Он пишет их на греческом, английском, немецком языках.
"Сейчас готовлю книгу о Конце Света, - говорит отец Стефан. - Люди боятся двух зол - болезни и войны. А их надо использовать во благо. Недавно, после урагана, когда я таскал поваленные деревья, заболело вдруг сердце. Голова горячая. Я говорю: "Слава тебе, Господи!" И все прошло. И за болезнь, и за смерть - за все благодарить надо.
А война? Вот Америка всегда завидовала громадности России. В начале века американские масоны дали денег Японии для войны с Россией. Во время сражений многие видели, как ангелы забирали души погибших христиан на небо. Во время Второй мировой войны, когда воевали безбожники, подобного не было. Исповедуйся, причащайся и ничего не бойся. Исповедь - это ключ от Царствия Небесного.
Запомнили вы или нет, я вам сказал все. Будет война или нет - знаете, - что делать.
А Америка, кстати, скоро рухнет. Пропадет страшно, начисто. Американцы будут бежать, стараться спастись в России и Сербии. Так будет".
Наш хозяин направился приготовить неприхотливый обед: "У меня любят останавливаться. Я богатый".
В отличие от большинства монахов старец разрешил сделать фотоснимки. Только с условием - чтобы видны были посаженные им цветы.
С каким послушанием он исполнял все наши просьбы, отвечал на вопросы! Вспоминается и острый взгляд его. Казалось, что про каждого из нас он знает. А разговаривал с нами, как с детьми. Неожиданно запел: "Ты, товарищ мой, не попомни зла..." Запел невероятно высоким дискантом. Потом сказал: "Раньше у меня был хороший мужской голос, потом я его лишился. Пою детским".
На прощание карульский схимник подарил нам по иконке Божией Матери Троеручица.

+ + +

От карульской пристани и начинается подъем на Святую Гору. Кругом огромные кактусы. Их головки с семенами, покрытые мириадами мельчайших иголок, съедобны. По вкусу немного напоминают хурму. На Каруле, которую всегда называли суровой и голодной, кактусы - подспорье в питании аскетов, рацион которых веками состоял из оливок и сухарей. Раньше из своих "ласточкиных гнезд" отшельники на длинных веревках спускали корзины, и проплывавшие мимо рыбаки оставляли припасы. Такой подъем и получил название "каруля".
Крутая каменистая тропа обильно унавожена мулами. На них погонщики-албанцы возят наверх камень и продовольствие. Впрочем, албанцы появились здесь недавно. Раньше и камни, и землю носили монахи. Иной раз смотришь на какую-то остроконечную вершину, куда, кажется, и забраться-то невозможно, а на ней - калива.
Бесчисленные развалины построек, выложенные камнем террасы мы встречали в наших путешествиях по Афону постоянно. А находящиеся в запустении пятиэтажные, сложенные из огромных монолитов здания нашего Пантелеимонова монастыря! В его старой мастерской, где стоит оборудование начала века, - множество кожаных ремней от грыжи. Тяжелы иноческие послушания! Весь Афон вымощен камнем монашеских трудов. И это - лишь видимый образ молитв.
Молитвы вознеслись к Небу, камни остались на земле.
...Выше Карули начинается Катунакия. Добравшись сюда под палящим солнцем, мы остановились, обливаясь потом. Из кельи навстречу вышел молодой монах. Обычное афонское приветствие: "Эвлогите (Благословите)". Наш собеседник отвечает: "О Кириос (Господь благословит)". Мы показываем наверх и произносим одно из немногих знакомых нам греческих слов: "Атос (Афон)". Но, оказывается, монах немного говорит по-русски. Тут же появляется традиционный набор для паломников - стопка вкуснейшего ликера (в нашем монастыре подают анисовую), рахат-лукум и стакан холодной воды, которая сейчас ценнее всего.
Наш новый собеседник, отец Василий, - грузин. Шестилетним ребенком его вывезли из Казахстана. Последние несколько лет - на Афоне. Мы оказались в келье, где подвизаются иконописцы. Их называют "климеосы" по имени старца, основавшего эту обитель. Рядом с нами за столом - нынешний настоятель, отец Хризостом.
Отец Василий показывает мастерские. В ходе разговора выясняется, что именно здесь была написана знаменитая Иверская Монреальская икона. И именно отсюда вместе с Иосифом Муньосом Кортесом она начала свой путь по миру. Буквально за пять дней до нашего прибытия точная копия чудотворного образа, исчезнувшего после убийства брата Иосифа, была отправлена отсюда в Америку. Ее заказал Дом Иконы, созданный друзьями и соратниками покойного Муньоса Кортеса. Как и первую икону, ее написал отец Хризостом.
Братья, подвизающиеся в Катунакии, - зилоты, непримиримые. Об этом феномене - разговор особый.
(Окончание следует)

Фото Георгия Назаренко