С Ленинградом связаны многие годы жизни великого русского поэта Николая Михайловича Рубцова. Отсюда, из поселка Приютино, уходил он служить на флот. Здесь, на Кировском заводе, работал после демобилизации, и тут же в самиздате "вышла" первая книга Николая Рубцова "Волны и скалы".
В городе на Неве долгое время существовал заговор молчания вокруг имени Рубцова. Сама идея установления мемориальной доски с негодованием отвергалась собчаковской администрацией. Мемориальной доски нет и сейчас, но перемены все же происходят. И знаменательно, что начались они в Невской Дубровке - поселке, из которого в январе 1943 года начинался прорыв фашистской блокады города. Прорыв блокады памяти Николая Рубцова тоже начался здесь. По решению местной администрации одной из улиц поселка присвоено его имя.
В январе, когда родился и трагически ушел из жизни поэт, мы публикуем любопытное наблюдение питерского писателя Николая Коняева - автора пронзительной повести о жизни и смерти Рубцова.

Пророк и жнец
Н. М. Коняев

Многие большие поэты помимо поэтического таланта отмечены и даром пророчества. Способствует этому и особая обостренность восприятия, и стремление возвыситься над бытом, а отчасти, наверное, и сама медиативная ритмика стиха.
Но есть поэты и поэт. Одни на самом деле прозревают будущее и свою собственную судьбу. Другие не столько пророчествуют, сколько используют пророчество как некий литературный прием, позволяющий усилить эмоциональное воздействие своего текста.
Пророческий дар, например, был необыкновенно сильно развит у Николая Рубцова. Вспомните его знаменитое:
Я умру в крещенские морозы.
Я умру, когда трещат березы.
А вот предсказание Иосифа Бродского - поэта, принадлежавшего к рубцовскому поколению: "Ни судьбы, ни погоста не хочу выбирать, На Васильевский остров я приду умирать…" - увы! - не сбылось. Нобелевский лауреат умер, как известно, в США. В книге "Путник на краю поля" я уже говорил о том, что, как ни странно, в их стихах, датированных началом шестидесятых, содержатся почти цитатные совпадения. Чтобы убедиться, достаточно сравнить стихотворение "Я буду скакать по холмам задремавшей отчизны" Николая Рубцова со стихотворением "Ты поскачешь во мраке по бескрайним холодным холмам" Иосифа Бродского.
Но если совпадения текстов можно объяснить некоей сознательной полемикой или веянием времени, то совпадение рисунка судеб поэтов в эти годы подобным образом уже не объяснишь. А совпадение воистину поразительное. В 1964 году Николая Рубцова исключили из Литературного института и он вынужден был уехать из Москвы в свою нищую вологодскую деревню. А Иосиф Бродский, осужденный как тунеядец, был выселен в этом же году из Ленинграда в деревню Норинское Архангельской области. У Бродского своя судьба, а у Рубцова - своя. Нет нужды искусственным образом сближать эти судьбы, но во второй половине шестидесятых годов - время наивысшего, на наш взгляд, расцвета таланта обоих поэтов - на фоне жирующих евтушенок различия, как ни парадоксально, почти незаметны. Одинаковая неустроенность и неприкаянность. Одинаковое неумение вписаться в шестидесятническую идеологию успеха и застоя. Но суть и глубина прозрения - разные…
И так продолжается до 1971 года, в январе которого исполнилось трагическое рубцовское пророчество. Иосиф Бродский прожил в России еще полтора года. Он покинул ее 4 июня 1972 года. Уехал за границу пожинать плоды наработанного своим трудом и талантом в шестидесятые годы. Ничего лучшего в западном благополучии он не создал.
Я не берусь утверждать, что у Рубцова или Бродского возникала какая-то мысль о взаимном диалоге. Но это неважно. Эхо все равно существовало, и как точно в контексте этой переклички звучат другие пророческие стихи Николая Рубцова:
Все умрем.
Но есть резон
В том, что ты рожден поэтом,

А другой - жнецом рожден…
Все уйдем.
Но суть не в этом…
В жнецах, умеющих не только взрастить, но и собрать с выгодой взращенный урожай, ничего подлежащего осуждению, разумеется, нет. Просто, как утверждает Рубцов, не все рождены жнецами. Некоторые рождаются, чтобы быть пророками в своем Отечестве.