НАМ БЫ ПОСПЕТЬ ЗА НИМ!
Борис Покровский. Попытка портрета
Н. А. Сергеева

Чтобы завязать с Покровским творческую беседу, протекции не нужно, он не делает различий между людьми со званиями и просто студентами - были бы интересные идеи, льющие воду на мельницу оперного дела.
Почти телеграфный стиль наиболее приемлем для него. Это естественно, потому что каждая минута направлена на творчество - видимо, поэтому, а не только благодаря таланту, за его плечами около двухсот спектаклей, пять книг, огромное количество статей, несколько поколений воспитанных им артистов музыкального театра и режиссеров. Потрясающая работоспособность.
Кстати, он приучал к самостоятельной работе и своих студентов. Когда я узнала, что Покровский согласился быть моим дипломным руководителем, - я с восторгом бежала на первую встречу с ним. Он холодно спросил: "Какие вопросы?" Вопросов у меня не было, я что-то пролепетала. Тогда он сказал: "Когда будут вопросы, притом такие, на которые вы не найдете ответа в книгах, - тогда приходите".
Стремительность поведения всегда отличала и отличает Покровского - ни одной минуты, потраченной зря. Бывало, дописываешь фразу его блестящей лекции, пересыпанной юмором и таким блестками ума и таланта, что студенты взрываются аплодисментами, поднимешь голову, а его уже нет. Уже заводит машину, куда-то едет.
Не экономические реформы, считает Покровский, главное для улучшения нашей жизни, а - воспитание в обществе уважения к каждому человеку, почитание человека, личности. Это убеждение он унаследовал от своих предков, прежде всего от деда - служителя церкви, епископа, от своей замечательной матушки, которую горячо любил.
Почитать человека для Покровского означает быть рядом, когда необходимо помочь. Скажу с благодарностью, что он пришел все-таки на мой кандидатский экзамен - без него он не мог состояться, - хотя накануне только что приехал из другого города, почти не спал, а на следующий день должен был лететь в Нью-Йорк с труппой Большого театра. Я внутренне настроилась на ультрастремительный шквал вопросов, нервозность обстановки - ничего этого не было. Более того, он никуда не торопился! Я в первый раз увидела его необыкновенно спокойным и безмятежным. Стоит ли объяснять, как мне стало легко и уютно, как просветлела моя память.
Борис Александрович щедро раздает свои блистательные идеи направо и налево - только подберите, поймите, усвойте! Достаточно вспомнить его выступления на Международном симпозиуме камерных театров или ежедневные пятичасовые беседы-лекции на семинаре, посвященном К. Станиславскому. Меньше всего он стремится к материальным благам, равнодушен к званиям, наградам, которых у него предостаточно. Он становится застенчивым, не похожим на себя, когда много внимания уделяют его персоне. На его юбилее меня поразила робость, с какой он шел по проходу Большого театра, - точно хотел спрятаться от всех.
Он все может забыть, отбросить во имя осуществления своей идеи. Поэтому без сожаления - будучи на вершине славы в Большом театре! - зимой 1971 года каждый день покидал его шикарный подъезд, сворачивал во двор, где Театр оперетты хранит свои декларации, и спускался в подвал, держась за железные прутья. Там он ставил оперу "Нос" Шостаковича с артистами нового Камерного театра, тогда еще не имевшего помещения. Его не пугали никакие физические трудности.
Камерный музыкальный театр репетировал в клубе Мосэнерго, где труппа могла работать только по ночам, а ведь тогда Покровскому уже было 60 лет. Да и сейчас в свои 86 он репетирует по девять часов в сутки.
Борис Александрович всегда твердо отстаивает свои творческие и человеческие принципы, он никогда не лавирует, говорит правду в глаза, не заискивая перед вышестоящими. Естественно, поэтому у него много врагов, готовых затоптать его творческие достижения. Покровский не раз переживал серьезные конфликты и с мастерами оперной сцены и с Большим театром, где проработал около 40 лет. Тем не менее он всегда готов забыть обиду, оценить достоинства творческих противников и высказать восхищение ими. Еще со времен постановки Снегурочки в 1954 году у Покровского сложились конфликтные отношения с Евгением Светлановым, но какую блестящую речь произнес он на юбилее дирижера, назвав его подлинным патриотом России, потому что он здесь, варится вместе с нами в этом ужасном котле. Сам Борис Александрович мог бы уехать из России давным-давно и много раз. Еще в 60-х годах, когда он ставил спектакли в Софии, болгары предлагали остаться у них навсегда, предоставив в его собственность замок, сад и озеро с лебедями. Он предложил передать замок ветеранам сцены. Фактически изгнанный из Большого театра людьми, не понимавшими его идей, он тем не менее принял приглашение поставить "Младу" Римского-Корсакова, "Орлеанскую деву", затем "Евгения Онегина", "Хованщину" -забыл жестокие обиды, принесшие немалый ущерб его здоровью, и блистательно осуществил эти постановки.
Борис Александрович терпеливо переживает "долгострой" нового здания Камерного театра (а ведь у него на памяти почтительное внимание и роскошные условия, созданные во время гастролей в других странах, восторг публики и критиков. Чтобы театру было удобно, японцы, например, возвели копию подвала на Соколе в вестибюле одного из небоскребов! Покровский не предается унынию несмотря ни на что. Пережив инсульт, он и сейчас полон жажды работать. Работать на радость людям, которых он безмерно любит и почитает со всеми их недостатками.
Нам бы поспеть за ним!