Имя Рохлина стало известно России в начале войны в Чечне: штурм Грозного 8-м гвардейским корпусом, отказ от звания Героя России, ибо в гражданской войне нет ни героев, ни победителей. И здесь Рохлин был верен традициям Российской армии, ведь, как известно, в годы гражданской войны в России в Белой армии не было наград.
Лев Яковлевич обращал на себя внимание незаурядными личностными качествами, широтой взглядов, с ним было легко и приятно общаться всем. Он проявил инициативу в создании детского кадетского корпуса, организовал общество защиты военнослужащих, перед уходом на войну в Чечню принял крещение у отца Алексия в Казанском соборе Волгограда, а за ним это сделали многие солдаты и офицеры 8-го гвардейского корпуса, и открыл двери казарм для православных священников. Он оказывал большую поддержку в возрождении донского казачества, патриотическим организациям.
Будучи руководителем Комитета Государственной Думы по обороне, Лев Яковлевич, лично имевший от власти внимание и почет, выступил в резкой оппозиции к власти, приведшей к развалу армии и государства.
… Так получилось, что о выступлении Льва Яковлевича Рохлина в программе "Русский Дом" и о статье договаривались еще в начале июня, а 3 июля - трагическая весть.
Сегодня главу из своей книги "Чеченская война глазами Льва Рохлина" передал в редакцию Андрей Владимирович Антипов - капитан II ранга, он прошел с Львом Яковлевичем боевой путь в Чечне, был пресс-секретарем Л. Рохлина в Комитете Государственной Думы по обороне .
Елена Викторовна ЛЯПИЧЕВА

+   +   +

ПРЕСТУПНАЯ АВАНТЮРА
Антипов Андрей Владимирович - глава из книги "Чеченская война глазами Льва Рохлина".

Второй этап операции федеральных войск в Чечне - штурм Грозного, имевший кодовое название "Лом" (очевидно, авторы имели в виду расхожую поговорку: "Против лома нет приема"), провалился, как и первый. Боевики превратили в металлический лом десятки танков и бронетранспортеров федеральных войск…
- Разгром был полный, - рассказывает Рохлин. - Командование находилось в шоке. Его главной заботой стали, очевидно, поиски оправданий свершившегося. Иначе трудно объяснить тот факт, что на связь со мной никто не выходил. С того момента я не получил ни одного приказа. Начальники словно воды в рот набрали. Министр обороны, как мне потом рассказывали, не выходил из своего вагона в Моздоке и беспросветно пил…
К концу второго дня штурма командование группировки решило, наконец, сделать ставку на гвардейцев 8-го корпуса и их командира.
Другого выхода к тому времени уже не было.

В ночь со 2 на 3 января генерал-лейтенанту Льву Рохлину были переданы в оперативное подчинение 81-й и 276-й мотострелковые полки, остатки 131-й бригады, части корпусного подчинения 67-го армейского корпуса и вновь прибывшая 74-я отдельная мотострелковая бригада Сибирского военного округа.
Проще говоря, на него переложили всю ответственность за дальнейшее развитие событий. Правда, не забыли обозначить эти события как третий этап операции, придумав ему название: "Возмездие". Что можно было еще изобрести?

- План операции, разработанный Грачевым и Квашниным, стал фактически планом гибели войск, - вспоминал генерал. - Сегодня я могу с полной уверенностью утверждать, что он не был обоснован никакими оперативно-тактическими расчетами. Такой план имеет вполне определенное название - авантюра. А учитывая, что в результате его осуществления погибли сотни людей - преступная авантюра.

В 6.00 3 января в Центр боевого управления корпуса позвонил генерал Ларченко и попросил передать Рохлину, что "его мотострелковый батальон разблокировал подразделения 131-й бригады и начал выдвижение по улице Рабочая в направлении президентского дворца. Рубеж встречи - по проспекту Победы".
Ни в одном из документов 8-го корпуса и Северной группировки больше нет упоминания о 131-й бригаде и 81-м полке.
- Я отказался принять под командование эти части, - говорил Рохлин. - Их надо было выводить из боев, дать отдохнуть, переформировать. А лучше вообще больше не вводить в состав действующих сил. Люди пережили трагедию. И с этим надо было считаться.

Боевики продолжали атаки на подразделения 8-го корпуса.
- Они прекрасно понимали, какой занозой мы являемся, - рассказывал Рохлин. - Приходилось отбивать по 10-20 атак в день. Артиллерия, минометы, танки боевиков пристреляли каждый метр. Практически все здания больничного комплекса были разрушены. Подвал, где находился передовой командный пункт, обогревался теплом горящего здания. Железная дверь, отделяющая подвал от самого строения, была раскалена так, что до нее нельзя было дотронуться. И когда позднее стали говорить, что армия варварски разрушила город, это было неправдой. Мы вошли в город и заняли больничный комплекс, практически не применяя артиллерию. Идея втянуть войска на улицы и бить их среди домов принадлежала дудаевским командирам. Только когда по ним стали бить из всех видов оружия, мы ответили огнем пушек. Выбор был невелик: либо мы сами умрем, либо их похороним. Так что город в результате мы рушили вместе. Но, повторяю, не мы были авторами идеи боев на его улицах.

Именно тогда солдаты и офицеры могли оценить "самодурство" комкора, который в Волгограде месяцами не давал артиллеристам уходить с полигона.
Боеготовность артиллеристов кажется выше всех похвал. Уже через 20-30 секунд после поступления команды орудия открывали огонь. Такие нормативы, судя по историческим данным, достигались только во время Великой Отечественной войны.
Еще в Волгограде Рохлин, вечно недовольный результатами боевой учебы, представит к увольнению начальника ракетных войск и артиллерии корпуса полковника Василия Кириченко. Но когда корпус двинется в Чечню, офицер обратится к комкору с просьбой разрешить ему пойти вместе со всеми. Рохлин вернет документы на увольнение Кириченко, а потом представит его к званию Героя России.
- Можно сказать, что именно артиллерия решила исход первых дней боев, - утверждал Рохлин. - Василий Кириченко проявил высочайшее мастерство в управлении ею. Он фактически стал одним из тех, кто спас президента, правительство и министра от позора полного разгрома армии в Грозном.
Об этом спасении Рохлин узнал из уст Николая Егорова и Сергея Степашина, приехавших на консервный завод, когда стало ясно, что генералу и его гвардейцам удалось закрепиться в городе.
- Их задача состояла в том, чтобы показать, что не все плохо, что войска продолжают штурм, - рассказывал Рохлин. - Для этого они привезли с собой журналистов. И я тогда впервые попал в объективы телекамер и дал свое первое интервью.

Егоров и Степашин выполнили возложенную на них миссию. Солдаты и офицеры 8-го корпуса действительно дали политикам в Москве возможность хоть немного перевести дух.
Но представления генерала к награждению подчиненных ложились под сукно. Власти не спешили расплатиться с бойцами даже такой малой ценой, как присвоение им высоких званий и награждение другими наградами.
Еще целый год после тех адских боев Рохлин будет вынужден биться с клерками Администрации президента за награждение тех, кто спас Верховного главнокомандующего от позора поражения.
Поводы для отказов будут самые нелепые. Например, полковнику Сергею Рудскому, командиру 255-го мотострелкового полка, клерки будут отказывать в оформлении документов на присвоение звания Героя лишь потому, что его фамилия слишком похожа на фамилию другого Героя - столь не любимого президентом генерала, бывшего вице-президента, позднее - курского губернатора Александра Руцкого.
Рохлину придется пустить в ход все свои депутатские возможности и влияние члена правительственной фракции НДР, чтобы сломить сопротивление кремлевских бюрократов. Руцкому наконец присвоят высокое звание. А вот талант и отвага артиллериста Кириченко, как, впрочем, и многих других, так и не будут по достоинству оценены теми, кому эти талант и отвага сослужили неоценимую службу…

Но не всегда артиллерия могла достать боевиков. И тогда на помощь пехоте Рохлин посылал танки.
-При боях в городе, - говорил генерал, - танк нужен. Но использовать его надо с умом.
Комкор придумал "огненную карусель". Точнее, не придумал, а использовал тот боевой опыт, что давным-давно был в арсеналах войск. Суть этой "карусели" в том, чтобы вести ураганный огонь по целям, не давая противнику поднять голову. Делалось этот так: в окоп загонялся танк, который вел огонь до полного выхода боезапаса в автомате заряжания. Два других танка стояли неподалеку, в укрытии. Отстрелявшись, танк выскакивал из окопа, а на его место тут же вставал другой. Затем третий. А первый в это время заряжался. Темп стрельбы был потрясающим. И никаких перерывов. Бывалые чеченские боевики приходили в ужас, не понимая, как это из одного места может вестись такой огонь.
Командир танкового батальона Мансур Рафиков с ходу освоил технологию "карусели". Отважный комбат не только оправдывал надежды генерала, но и удивлял необычайной везучестью. Из девяти танков батальона лишь машина комбата останется невредимой.
Командир танкового батальона Мансур Рафиков всю войну проездил на своем танке "верхом", сидя на краю люка. Лишь его великолепная реакция и выучка экипажа позволяла танку уклониться от прямых попаданий снарядов. Танкисты потом насчитают на крышке люка около сотни отметин от попаданий пуль и осколков. Но сам Мансур не будет даже ранен.
Генерал тоже представит его к званию Героя, но майору дадут лишь орден. Рохлин будет в гневе: в Москве в очередной раз усомнились в его оценке своих людей.
- Уже за то, что человек побывал в этом аду, ему положена медаль, - скажет он. - А уж если воевал, как Рафиков…
Звание Героя майор получит через год. Рохлин добьется этого.
А вопрос, заданный корреспондентом "Российской газеты", несколько позже задаст и генерал Рохлин: "Где наше замечательное оружие?" Задаст не только как генерал, прошедший через войну, но и как председатель Комитета Госдумы по обороне. Однако ответа он не получит.