БУДЕННОВСК. ХОЛОДНОЕ ЛЕТО 95-го.

От редакции: Три года назад в самом разгаре лета небольшой степной город Ставропольского края оказался в самом эпицентре зла, открыто заявившего о своей безнаказанности. К сожалению, правители России расписались в своем бессилии его остановить. Это привело к тому, что новые теракты стали и дальше уносить жизни людей, вне зависимости от войны или мира.
В той буденновской трагедии есть еще один глубинный смысл, призванный напомнить нам нечто важное. Сегодня многие очевидцы тех событий разделяют мысль: нежелающие принять Христа добром и любовью познают Истину через боль и страдание.
Не случайно многие заложники и даже боевики в страшные часы ожидания в буденновской больнице в небе увидели Божию Матерь, скорбно молящуюся перед крестом. Вскоре после этого террористы пошли на уступки, начались переговоры.
Сегодня уже написана икона Святокрестовской Богородицы. Божия Матерь изображена на ней, какой ее запомнили - в багряном облачении. Интересно и то, что буденновская больница расположена практически на том месте, где раньше находился древний монастырь. Да и сам город с древних времен носил другое имя - Святой Крест.
Мы публикуем фрагменты из книги наших коллег, буденновских журналистов М.В.Сосиной, А.Д.Сердюкова, И.А.Пасько, Н.М.Назаренко, Л.П.Медуницы, А.С.Кабалалиевой, А.М.Апалькова, ставших свидетелями террористического акта, унесшего жизни 130 человек. В ней собраны факты, не вошедшие в сводки столичных средств массовой информации, но которые, на наш взгляд, проливают истинный свет на те трагические события.

Ранним утром из Чечни вышла колонна машин. Три "КамАЗа" без номеров и других опознавательных знаков, крытые брезентом защитного цвета, и белые "Жигули", перекрашенные под милицейскую машину, направлялись к границе Ставропольского края. Спокойно пересекли ее. На первом контрольно-пропускном пункте их никто не задержал. Так же легко преодолела колонна КПП возле Нефтекумска и Левокумского.
Возле села Покойного колонну остановили буденновские милиционеры. Они пытались задержать подозрительные машины до выяснения, но безуспешно; потом сообщили по рации в горотдел милиции: "В город вошли машины, на которых вооруженные чеченцы! Приказу работников ГАИ не подчинились!"
... Боевики уже действовали на рынке. Они стреляли не глядя. Пускали автоматные очереди, а куда попали или не попали пули - их не интересовало. Главное, побольше шума создать. Люди в панике бросали все, что у них было, и бежали. Убежать удалось многим, но не всем. Чеченцы перекрыли оба выхода и погнали толпу к центральной площади. Остальные боевики направились к проспекту Калинина. Люди разбегались в разные стороны, спасаясь от пуль и плена. Кто не успевал спрятаться, попадал в заложники.
На площадь одна за другой подходили машины с людьми. Заканчивался обеденный перерыв, горожане возвращались на вахтовых и личных машинах на рабочие места. Людей обстреливали и заставляли ехать к зданию администрации. В небе появились вертолеты. Это вызвало прилив ярости у боевиков. Они что-то кричали гортанными голосами, матерились по-русски и стреляли в вертолеты.
Из медучилища пригнали большую группу девочек. Они громко плакали. Это раздражало боевиков:
- Перестань плакать, а то убью!
Заложники успокаивали друг друга. Одна женщина шепотом стала просить:
- Женщины, кто знает молитвы, читайте!
Несколько человек начали читать молитвы: "Отче наш, иже еси на небеси. Да святится имя твое, да приидет царствие твое..."
Раздался большой силы взрыв, и из Дома детского творчества повалил густой дым. Два боевика взялись разбивать машину "Жигули". Сначала со звоном вылетели стекла, потом разбили капот и подожгли.
Какие-то 10-15 минут спасли около полутора сотни ребят, в основном из Новожизненской средней школы. В тот роковой день в городском Доме детского творчества маленькие зрители смотрели детский спектакль-сказку. Они уехали в другую сторону от беды и, наверное, еще не добрались до родного села, как рядом с главным детским учреждением Прикумья раздались первые автоматные очереди.
- Дэти, дэти! Выходите, дэти! - слышен был русский с акцентом говор вперемешку с чеченской речью.
Но детей они не нашли ни в актовом зале, ни в детском театре, ни в шахматном клубе. Тогда выместили злобу на директорском кабинете: стали стрелять в него из гранатометов.
Чем не угодил террористам Дом детского творчества?! Раздаются голоса, будто бы они перепутали здания. Нет! Действовали налетчики по задуманному плану. Тот, двухнедельной давности эпизод, директор теперь отчетливо вспомнила. Тогда в Дом творчества пришли двое мужчин-чеченцев ( вроде бы не местных) и попытались пройти по всему зданию. А когда она остановила и попросила объяснить, к кому и зачем они пришли, уверенно ответили: дескать, мы идем к своему товарищу - он здесь работает.
- Нет тут никакого вашего товарища - это детское учреждение...
- Детское?! - деланно обрадовались пришельцы. - А сколько детей в нем занимается?
Разумеется, им ничего выведать так и не удалось, но осадок от такого "знакомства" остался неприятный. Теперь-то она поняла, что цель посещения была одна - разнюхать все ходы и выходы. И с содроганием думала о том, что случилось бы, если бы дети задержались в Доме творчества еще на полчаса.
В тот день, 14 июня, Антон и Василий сдавали последний экзамен - физику. Сдали на "отлично" и поехали вместе в город. Василий спешил собрать необходимые документы для поступления в вуз, а Антон отправился проведать маму в больнице и порадовать ее своими успехами.
Там их и захватили басаевцы. Держали в отдельной группе, поскольку думали, что это переодетые курсанты. Медсестры Архангельской больницы Анна Булычева и Ирина Шереметова умоляли чеченцев отпустить ребят, уверяли, что это ученики из их села. Но их никто не слушал. Бандиты видели перед собой молодых, физически развитых, умных парней. Стало ясно: пощады не будет. Вначале их зверски избили, а потом расстреляли. Стреляли в упор запрещенными пулями со смещенным центром тяжести.

Более тысячи заложников выстроили в колонну и направили от здания администрации по улице Пушкинской в сторону больницы. Впереди шла машина ГАИ, которой управлял боевик. За ней - люди. По бокам колонны шли боевики, держа автоматы на изготовку. Они зорко наблюдали за заложниками. Другие боевики забегали во дворы, выгоняли людей из домов и ставили в общую колонну. Если во дворах они видели машины или мотоциклы - расстреливали их.
На пересечении улицы Пушкинской и проспекта Калинина уже стоял заслон из грузовых машин. Устроили его два работника милиции - Сергей Латышев, Александр Журавлев, горожане Сергей Амиров и пенсионер Василий Николаевич Зехин. У них было два автомата и охотничье ружье. Они открыли огонь по бандитам. В ходе перестрелки милиционеры погибли. Амиров и Зехин, израсходовав запас патронов, сумели скрыться.
В 16 часов 50 минут подняли первую группу заложников и повели в больницу. В подвальное помещение попали молодые мужчины и женщины. Остальных разместили на трех этажах больницы. Всех заводили через центральный вход. Здесь перед входом первым слева стоял полковник. Потом еще человек в военной форме, затем парень в гражданской одежде и молодые милиционеры Сергей Елмамбетов и Магомед Абдулаев.
Они стояли по стойке смирно, с высоко поднятыми головами. Плохо это удавалось лишь одному из них. Боль, а может быть, и кровотечение не позволяли ему выпрямиться абсолютно, но, превозмогая боль, он старался стоять прямо.
Чеченцы злобствовали. Они орали, оскорбляли этих пятерых, тыкали в лицо автоматами, материли пленников, срывали погоны. Четверо из них были высокого роста, хорошего телосложения, выглядели богатырями против чеченцев.
Летчики и милиционеры стояли спокойно, смотрели вдаль и молчали. Понимали: это последние минуты их жизни. Их лица были отрешенными, но мужественными перед лицом смерти.
Их расстреляли примерно через час.
Чеченцы знали о том, что среди раненых и заложников есть милиционеры и военные, и искали их. Один из них лежал в палате на втором этаже. Пришел боевик и стал спрашивать:
- Кто здесь мент?
Заложники переглянулись между собой, пожали плечами:
- Нет среди нас милиционеров.
Боевик не поверил им:
- Я точно знаю, в этой палате должен лежать мент!
- Нету, - опять ответили заложники в несколько голосов.
- Ну смотрите, найду - всех перестреляю!
Только он ушел, один из заложников закатил истерику:
- Давайте скажем, кто милиционер, а то нас убьют!
- Только посмей сказать! - зашипели на него мужчины. - Мы с тобой сами расправимся.
В те трагические дни ярко проявилось исконное чувство солидарности русских со всеми, кто попал в беду. Почувствовали его в полной мере и буденновцы. Уже 15 июня стали прибывать автомашины с гуманитарной помощью. Первыми доставили свой груз работники Зеленокумского пивзавода. Они прислали 120 ящиков газированной воды. Надо сказать, что потребность в ней была не меньшей, если не большей, чем в хлебе. Ведь стояла 30-градусная жара.
Непростым делом было направить продукты питания заложникам в больницу. Дав согласие на их доставку, басаевцы затем то и дело меняли свои требования: то машина не та, то набор продуктов их не устраивал. Груженые машины уходили в больницу и возвращались, не разгрузившись. За два рейса заложникам было отправлено 1700 булок хлеба, 500 банок тушенки, свыше 200 килограммов колбасы. Значительная часть этих продуктов, по словам очевидцев, пошла на питание бандитов (и в больнице, и по дороге домой) или была уничтожена ими.

В конце дня в кабинете заведующей поликлиникой не умолкали телефоны. Звонили из краевого управления здравоохранения. Звонили из соседних районов медики, предлагали помощь. Звонили жители города. Они спрашивали:
- Вам нужна кровь? Возьмите нашу кровь.
- Я не могу взять вашу кровь сегодня. Сейчас мы готовим станцию переливания крови. К утру она будет готова. Звоните утром.
Ранним утром, 15 июня, едва взошло солнце, у поликлиники стояли около 200 человек. Врачи и медсестры разволновались, когда увидели своих сограждан в безмолвной очереди: они пришли сдавать кровь.

На второй день после басаевского нашествия в Горловке местные казаки собрали митинг. Собралось около тысячи жителей села. Участники митинга резко осудили действия бандитов, национальную политику правительства и президента, потребовали принять адекватные меры к лицам чеченской национальности на территории России.
Сельский атаман казаков Воронков и директор АО "Русь" Пономаренко привезли резолюцию митинга в штаб и сразу же оказались в окружении корреспондентов. Но, узнав, о чем идет речь в резолюции, сразу же стали расходиться. Мнение простых людей их вовсе не интересовало. Зато каждое слово бандита Басаева тут же разлеталось по миру. С таким вот "отбором" шла информация из Буденновска в крупнейшие газеты мира, теле- и радиокомпании...

Боевики готовились к отражению штурма. В ночь с 16 на 17 июня они перевели свой штаб в ординаторскую на втором этаже, в более безопасное место.
В 4 часа 50 минут люди проснулись от оглушительной канонады и громкого "А-а-а!". Боевики забегали. Открыли ответный огонь. Они приказали заложникам стать к окнам и кричать: "Не стреляйте!"
Молодая женщина, мать младенца, со слезами на глазах просила более старших:
- Женщины, молитесь за наше спасение!
Одни кричали " Не стре-ляй-те!". Другие молились - там, где не было боевиков. В подвале, на первом, втором и третьем этажах заложники стояли у окон и кричали несколько часов подряд, молили о пощаде. Но их не слышали или не хотели слышать. Боевики использовали заложников как опору для автоматов и снайперских винтовок. Ставили оружие на плечи женщин и мужчин и с их плеч стреляли. Тех, кто падал, боевики пристреливали.

По существу штурмующие оказались смертниками. "Альфа" и "Вега", вместе взятые, по количеству штыков, как говорят военные, оказались равны батальону Басаева. Но террористы засели в обороне, за кирпичными стенами да за спинами русских баб, стариков и детишек. Если представить себе, что в больнице нет ни одного заложника, а лишь батальон террористов с пулеметами, гранатами и автоматами, это значит проведение войсковой операции. Из расчета 3:1 командующий операцией вынужден был бы бросить в бой как минимум 600-800 человек, то есть полнокровный полк. Со всей техникой, вооружением, батальонной артиллерией.
Тот штурм назвали провалом. А на каком, собственно, основании?
Группе "А" на первом этапе операции приказали выйти к больнице. Она вышла. Да, потеряла троих бойцов. А кто сказал, что при таком бешеном пулеметно-гранатометном огне он мог бы сделать то же самое без потерь?
Наверное, тут нужны были иные средства обезвреживания террористов. Но то, что после штурма Басаев пошел на уступки, - это несомненно.
На день отъезда бандитов из Буденновска в их рядах насчитали 21 труп. Да еще несколько десятков раненых, в основном в грудь или голову. Многие из них, констатировали врачи, делавшие им перевязки, не жильцы. И верно: по агентурным данным ФСБ, на конец июля 1995 года в банде Басаева от ран скончалось 58 человек.

В больнице силы большинства заложников были на пределе человеческих возможностей, когда мысль балансирует на грани, отделяющей реальность от черной бездны сумасшествия. Именно тогда объявили заложникам о записи добровольцев - тех, кто по своей воле поедет в Чечню, прикрывая басаевцев.
Это был уже второй список. Первый, составленный днем раньше, включал двадцать человек. Теперь же по требованию Басаева надо было набрать 150 добровольцев.
В том длинном списке добровольцев трижды повторяется фамилия "Таранов". Таранов Александр Михайлович. Таранов Виктор Александрович. Таранов Михаил Александрович. Отцу - Александру Михайловичу - 53 года. Сыновьям: Виктору - 29, Михаилу - 27. Не могли эти парни, которые так чувствуют ответственность за жизни других, не записаться добровольцами. Об одном они просили тех, кто составлял списки:
- Не записывайте отца, он ранен.
Александр Михайлович после ранения был слаб, но держался на ногах (автоматная очередь скользнула вдоль груди, вырвав клочьями кожу и мясо).
Однако у старшего Таранова были свои доводы. Ехали дети, значит, он не может оставаться. И потом он надеялся: чем быстрее уедет колонна, тем быстрее помогут раненым. Рядом с ним в коридоре второго этажа жестоко мучалась молодая женщина, раненная в ноги. Дальше - раненые девочки-подростки. Он, всегда сильный, крепкий человек, чувствовал свою мужскую вину за то, что не смог защитить, оградить от беды женщин, детей, молодежь. Это пережитое чувство унижения, бессилия перед вооруженным бандитом перевернет его душу, подорвет силы, неузнаваемо изменит его. Но тогда он об этом еще не знал.

Медработники выводили заложников по одному. У калитки, закрытой на замок, стояли два военных и медсестра. Она еще раз записывала все данные о заложнике и родственниках, которые пришли за ним. Лишь после этого открывали замок и выпускали к родным.
А вокруг небольшого дворика заводской поликлиники, огражденного ажурной решеткой, собрались люди. Они молчали. И это молчание ранило. Задевало заложников за живое именно то, что сотни людей безмолвствовали.
Они видели издалека все машины, которые подходили к поликлинике, видели, кто выходил из них. И в этой скорбной колонне отыскивали родных, друзей, товарищей. Не суетились. Не толкались, не спрашивали. В этом терпеливом многочасовом ожидании было что-то жуткое и неестественное.
Все так же молча провожали глазами освобожденных заложников. И снова ждали, ждали, ждали...