ХРАНИТЕЛЬ РОДНИКА

...До недавнего времени я не знал - есть ли у меня читатель. А теперь - знаю, для кого пишу. Уж один-то - точно есть. Хотите, расскажу о моем читателе? Я его, правда, не видал, но с этого лета знаю: он (или она?) живет на белом свете.

Минувшее лето было невероятно знойным, такое пекло стояло, что даже на моей родной псковской земле, где от болот, больших и малых озер да от близости Балтики почва бывает влажна почти всегда, - даже на ней свирепствовала засуха. "Сушь великая", как сказал бы древний летописец... С конца мая почти до середины августа не было дождей, изредка покрапывало, но эти капли не увлажняли поля и огороды. Ничто не шло в рост без обильного полива; жухла, вяла и желтела юная ботва, поникали едва пробившиеся ростки, если хотя бы раз в три дня не утоляли их жажду лейки, шланги и дожде валки...
Для полива воду брали из ближних речушек, но они так обмелели уже во второй половине июля, что выражение "по колено" стало преувеличением. Еще бы: пересохли ведь и болота, где эти речушки зачинаются. То же и с колодцами: в дачной деревне, где под Псковом я жил в родительском доме два месяца, колодезные срубы обнажились до самого дна. И за водой для питья и кухни люди стали ходить за околицу к родничку, который вырывается из плитяных толщ крутояра, у его подножья, на берегу речушки - туда и бежит его водица. Хрустальная, чистейшая, вкуснейшая - поистине живая вода!.. А берег крут, порос ветлами и кривым березняком, спускаться к этому ключу непросто, а подниматься с ведрами или с иными емкостями еще сложней, но народная тропа была проложена, протоптана надежная. Однако уже к середине лета почва на ней стала совсем "лысой", оббитой множеством ног, и спускаться по тропке стало совсем небезопасно. Однажды, чуть не кувыркнувшись с ведрами, я взял лопату и пошел к источнику: вырезать в почве десяток ступенек было делом несложным, получилось нечто вроде крутой лестнички...
А через день-два, спустившись к источнику, я увидал, что устье его, малое устьице, в песке и плитняке, прочищено и обложено мелкими осколками камней так искусно и красиво - прямо-таки мозаика получилась. А там, где вода из устьица выплескивалась в короткое, пробитое ею по песку русло, положен был выдолбленный из дерева желобок. Струя шла чистая, без соринок и песчинок. Но венцом этого труда по обиходу источника была берестяная кружечка, подвешенная на ветку дерева, что изогнулось над речкой. Не Бог весть какое искусное изделие: видно было, что в этом промысле работавший тут человек - не мастер; но где вы нынче увидите берестяную кружку, созданную не в прошлые времена и не для продажи в наши дни, а вот так - чтобы люди пили из нее у лесного родничка...
Случись такое еще лет десять назад, я бы не был так поражен рукотворным преображением, произошедшим с этим источником, - тогда тут, в деревне, еще немало было коренных сельских жителей, и они, заботясь о своей земле, об окрестностях, обихаживали и берег, и роднички гораздо более тщательно. Но теперь... И те горожане, что приезжали сюда многие годы к своим старикам за дарами садов и огородов, и те, что получили в этом году бесхозную землю в долгую аренду, все завели тут домики - все, надо отдать им должное, все они трудились на земле с позабытым уже крестьянским упорством. Я даже сказал бы - как каторжные: после заводской смены, после конторских и прочих служб - в автобусы, на машины, на мотоциклы - и к своей картошке, к своим овощам, к своим теплицам. Оно и понятно: год обещает быть голодным, надежд на государство, на его магазины, на рынок в кавычках и без них - никаких. Вкалывай, сажай, окучивай, поли, поливай, таскай по сотне ведер в день либо налаживай мотор для насоса, словом - паши, если хочешь в зиму быть сытым. Все правильно: народ решил выжить во что бы то ни стало, наперекор всему!
...Но было нечто и очень пугающее в этом остервенении, охватившем людей русской глубинки. Люди забыли обо всем, кроме ломового труда на своих участках, зримо и незримо отгородились друг от друга. К примеру, на колодцах, на их крышках появились не виданные здесь досель тяжелые замки: уезжает человек в город - запирает свой личный источник воды. А раньше-то соседи запросто друг к другу за водой ходили, коль свой колодец мелел. ОЖЕСТОЧИЛСЯ народ, словом. И то, что звалось прежде крестьянской эстетикой, красотой и правилами, ладом сельского бытия, начисто погребено под глыбистым напором новоявленного трудового энтузиазма... Сходни на речке, где прежде женщины полоскали белье, раздолбаны тяжелыми водяными насосами, новых никто не ставит, скорей бы воду погнать на свой огород. Сам берег - в масляных и бензиновых пятнах, в колеях от "жигулей" и "москвичей": их моют тут же. Не до чистоты речной людям, вообще "ни до чего", кроме лихорадочной заботы о пропитании для семьи на зиму. И понимаю я земляков своих вполне, и все же - горько за них.
...Потому-то и стало - да простится мне сия сентиментальность - поистине до слез светло на душе моей, когда я увидел этот обихоженный, вычищенный, налаженный родничок и особенно - неумело сделанную берестяную кружку над ним. Понимаю: кому-то сказанное мной - предмет иронических улыбок. Для меня же случившееся на берегу малой псковской речушки - главное событие минувшего, богатого на горькие и драматические потрясения лета. Более того, оно - знамение того, что мы не только плотью выживем, но и душу сохраним, одолев нынешнюю Смуту.
Кто он, человек, который в годину бедствий народных, в дни ожесточения и озлобления, в часы забвения людьми всего, кроме заботы о куске хлеба, нашел в себе, в душе своей тот луч, что указал ему путь к лесному родничку, да не затем, чтобы воды для себя зачерпнуть, а чтоб людям подарить радость. Чтобы они увидали ключ земной, "ничейный", "всехный" - обихоженный и украшенный руками земляка, с более чистой, чем прежде, водой. Чтоб они увидели берестяную кружку над источником...
Кто он, человек, подаривший нам эту кружечку из бересты? Сельских стариков уже не осталось в этой деревне, ставшей обиталищем горожан. Быть может, пожилой заводчанин, мастеровой человек, вспомнивший сельское детство свое? А может быть, кто-то из ребятишек, - у них, слава Богу, есть еще часы для игры. Или то была девочка-подросток, с гордым и независимым видом каждый день спешащая к роднику...
Кто бы ни был этот человек, кем бы он ни был, земляк мой, ставший "хранителем родника", смастеривший берестяную кружку и повесивший ее на ветку над лесным журчащим ключом, - я пишу для него. И для таких, как он.
Я пишу для Него. Я верю: рано или поздно именно он меня прочитает. Я верю...
Станислав Александрович ЗОЛОТЦЕВ