Новомученики России

ВСЕ БЫЛО ПРЕКРАСНО В ЭТОМ ЧЕЛОВЕКЕ
Молитвенник за Россию митрополит Иларион

Кондак, глас 6
Иларионе, священномучениче Христов,
служителей грядущаго антихриста не убоялся еси,
Христа мужески исповедовал еси,
за Церковь Божию живот твой положи.
Красо новомученик Российских,
Руси святыя похвало,
ты Церкве нашея слава и утверждение.

Как земное учреждение, Церковь невозможна без священства. Как источник таинств, она невозможна без присутствия Христа. Как молитвенница за людской род, невозможна без святых.
Значение святых нельзя переоценить. Они нужны не только нам, но и Богу. Собственно говоря, именно ради них и создан мир. Ведь по замыслу Божию человек должен увенчать собой все творение, но после грехопадения он перестал соответствовать этому замыслу, и восстановился лишь после искупительной жертвы Иисуса, но теперь уже в лице не всех людей, а только святых. Есть мнение, что когда нужное Богу количество святых войдет в Его Царствие, существование тварного мира потеряет смысл и наступит конец времен. Косвенно это мнение подтверждается Апокалипсисом: после снятия пятой печати тайнозритель видит, как мученики спрашивают Господа, доколе ждать им Страшного Суда, и Он просит их успокоиться "на малое время", пока дополнится число их (Откр. 6, 11). Поэтому каждая канонизация представляет собой событие не только церковно-историческое, но в каком-то смысле и космическое. А уж как она важна для нас грешных, об этом и говорить нечего. В третьем номере "Русского Дома" было рассказано, что в самый день прославления митрополита Серафима (Чичагова) его внучке, игуменье Новодевичьего монастыря в Москве, были неожиданно даны благотворителем деньги на строительство жилья для монахинь. Для атеиста, признающего только теорию вероятностей, это, конечно, пусть редчайшее, но совпадение, но для верующего тут нет ничего странного: ведь именно в день канонизации к Престолу Божию подступает новый ходатай, и, возможно, первая его просительная молитва об оставшихся на земле бывает особенно любезна Богу. Понятно поэтому, что решение о причислении кого-то к лику святых есть акт чрезвычайно ответственный, который должен быть тщательно взвешен.
Недавно нашей Церковью присоединен к сонму святых архиепископ Иларион (Троицкий), умерший 29 декабря 1927 года от сыпного тифа в Петроградской тюремной больнице. Какие для этого были основания?
Во-первых, владыка является священномучеником. Так именуют пострадавших за веру Христову епископов. То, что он подпадает под эту категорию, очевидно - с 1920 года он был епископом, а последние шесть лет своей жизни - узником Соловецкого лагеря особого назначения. Но на этой формулировке можно остановиться лишь ради краткости речи. Синод несомненно принял во внимание и другие аспекты его подвига, благодаря которым вопрос о его канонизации был в числе первоочередных. Дело в том, что владыка не просто терпел гонения за свой сан. Во время пребывания на каторге с ним не раз встречались представители властей, а однажды он был даже отозван с Соловков в Ярославскую тюрьму, где подвергался усиленной психологической обработке, имея там достаточно свободный режим пребывания. Чтобы понять подоплеку этой большевистской дипломатии, нужно вспомнить особенности того времени. Красному начальству было невыгодно просто громить церкви, не оставляя на них камня на камне, так как этим оно могло навлечь на себя народный гнев. Ему нужно было выглядеть по возможности терпимым по отношению к религии, все еще исповедуемой массой не успевших "просветиться" простых людей, и в то же время бороться с этой религией, абсолютно несовместимой с официальной атеистической идеологией. Делать это можно было лишь одним способом - подрывом церкви изнутри под видом ее преобразования применительно к новым условиям. Так возникали насаждаемые сверху и приводящие к расколам ереси: обновленческая церковь, григорьевская церковь и другие. Но поскольку в вопросах веры люди всегда консервативны, а русские люди - особенно, эти провокации необходимо было завуалировать участием в них наиболее авторитетных архипастырей. Одним из них как раз и был владыка Иларион.
Его авторитет был заслуженным. Во-первых, он слыл одним из крупнейших богословов своего времени. Тяга к науке обнаружилась в нем с детства. В возрасте семи лет он взял за руку своего трехлетнего братика и пошел с ним из родной деревни в город учиться. Конечно, этот побег был пресечен родителями, но когда Володе Троицкому пришла пора поступать в духовное училище, у него не было там ни одной отметки, кроме высшей. Таким же круглым отличником он оставался и в академии. Он сделал блестящую научную карьеру, стал магистром, профессором богословия, опубликовал множество трудов по истории церкви, патристике, гностицизму и т. д. Вдобавок к этому, он был блестящим полемистом и проповедником. В начале двадцатых годов, когда единству церкви стали угрожать обновленцы-живоцерковники, его разоблачительные выступления об этом движении имели в Москве громкий резонанс. С блеском побеждал владыка на диспутах в Политехническом музее самого лидера живоцерковников лжемитрополита Александра Введенского, тоже опытнейшего полемиста. Его воздействие на слушателей усиливалось благодаря прекрасной внешности, высокому росту, статности фигуры. Его впечатляющий образ воссоздан на иконе, написанной в Сретенском монастыре, где он был когда то настоятелем. Владыка держит в правой руке крест - символ его мученичества, о котором говорит и багряный цвет его одежды. В левой руке - Евангелие, символ его учительства. А золото на облачении и на митре - как бы лучи небесного света, указание на то, что он пребывает в Царствии Небесном. Второй причиной его авторитета была его необыкновенная простота, свойственная только очень аристократическим натурам, умение естественно общаться с представителями всех слоев и сословий, не приспосабливаясь к более низкому уровню собеседника, а оставаясь на своем собственном. Священник, отбывавший с ним срок на Соловках, вспоминает: "Его знала "шпана", уголовщина, преступный мир воров и бандитов именно как хорошего, уважаемого человека, которого нельзя не любить". Этот врожденный демократизм, вместе с искусством убеждать, был бы исключительно ценным для властей качеством, если бы владыка согласился с ними сотрудничать в создании фальшивой церкви, поэтому они и проявляли к нему такое внимание. Но он не пошел на сотрудничество. Относясь к "уполномоченным" без всякой неприязни, видя в них таких же русских людей, как он сам, только помрачившихся разумом, он мягко, но бесповоротно отказывался на практике вводить в церковную жизнь те элементы, которые считал недопустимыми теоретически. Такое единство убеждений и поступков, сохранение верности православию "даже до крови", называется в Церкви "исповедничеством". Архиепископ Иларион сохранял эту верность до смертного часа, поэтому его можно отнести и к более широкой категории святых, чем просто мученики - к "мученикам и исповедникам российским". Скажем больше: в этой категории он выступает одним из самых ярких ее представителей. Почему? По той причине, что он устоял не перед одним, а перед целыми тремя еретическими соблазнами и остался непоколебимо православным.
Еще до революции знаменитого богослова Владимира Троицкого пытались втянуть в экуменизм. В ответ на льстивое письмо секретаря комиссии по созыву всемирной конференции христиан он написал: "По вашему убеждению все именующие себя христианскими общества составляют единую Христову церковь, но лишь ослабленную в единстве. Такое учение о Церкви принять совершенно невозможно… Ведь и бесы, по апостолу Иакову, веруют, и веру свою, по свидетельству Евангелия, исповедовали подобно апостолу Петру".
Вторым соблазном было, как мы уже говорили, обновленчество. За отказ принять его владыка пострадал больше всего - был отправлен в Соловки. Но и там не терял духовной бодрости и пастырской энергии. Об этом периоде его жизни сохранился рассказ, который мы хотим здесь привести.
В ночь на Светлое Воскресение, с 8/22 на 9/23 апреля 1926 года, архиепископ Иларион возглавил пасхальную службу в Соловецком концлагере, где томился уже два года. В глубоком молчании православные иерархи, коих в заключении в эти годы было больше, чем на свободе, входили в кладбищенскую церковь, тихо полились из темноты божественные песнопения. Когда кончилось богослужение, они вышли из алтаря и, предшествуемые тусклым фонарем, двинулись крестным ходом вокруг храма, чуть слышно, чтобы не вводить в искушение лагерную охрану, распевая:
Воскресение Твое, Христе Спасе,
Ангели поют на небесех.
И нас на земли сподоби
Чистым сердцем Тебе славити.
"В сумраке ночи скрыты каменные громады Соловецкого кремля и закремлевские постройки, - рассказывал соловчанин М. Никонов-Смородин. - Из них только одно здание женбарака смотрит темными окнами на кладбище. И здесь, несмотря на запрещение ротного, притаились у окон стайки женщин и ожидают крестный ход. Едва из церкви показался передний, несущий фонарь, а за ним чуть заметная могучая фигура Илариона, женщины замерли, напрягая зрение. Да, сомнения быть не могло, - это действительно архиепископ Иларион в ризе из мешков и с церковной хоругвью в руках. Тихие слезы струятся по лицам многих женщин. В скорбях, в страданиях сердце человеческое ближе всего к Богу - источнику радости и утешения".
Третий соблазн был самым тонким, потому ему поддались многие достойные клирики. Это искушение заключалось в требовании, чтобы Церковь порвала всякие отношения с безбожной властью и ушла в подполье, подобное тому, в каком она отправляла свои функции во время римских гонений. Тогда, дескать, Церковь выжила в катакомбах, а потом и победила, - выживет и победит и наша! Но в этом рассуждении не учитывается, что в Риме второго и третьего веков была в корне иная ситуация, чем в России двадцатого века. Первые христиане окормлялись не столько иерархической структурой Церкви, сколько прямым и преизобильным излиянием на них Святого Духа. Через два тысячелетия все изменилось: удерживающей силой Церкви стал институт архипастырей, а он никак не мог бы не подвергнуться в катакомбах деформации, несовместимой с его окормляющей деятельностью. Местоблюститель Сергий понял это и сделал то единственное, что могло сохранить Церковь: выразил к советской власти политическую лояльность, что, кстати говоря, было совершенно в духе первых христиан, всегда бывших лояльными по отношению к цезарю. Одним из первых поддержал его в этом архиепископ Иларион. Время показало, насколько правыми были эти два выдающихся богослова: катакомбная церковь, гордо назвавшая себя "Истинной Православной Церковью", быстро выродилась и стала полностью безблагодатной, что доказывается ее моральным разложением и отсутствием в ней святых, а следовательно, и чудес. А вот в нашей церкви их просияло множество, в том числе архиепископ Иларион, который, как и митрополит Серафим, тоже отозвался на свое прославление чудом.
Одна из духовных дочерей архиепископа Илариона дожила до наших дней. Ее звали Любовь Тимофеевна Чередова, и ей был сто один год. Она посещала знаменитые диспуты Илариона в Политехническом музее, была свидетелем его борьбы с обновленцами, проводила владыку на Соловки, а в 1925 году навестила его в Ярославской тюрьме. Сохранилась магнитофонная запись ее рассказа о владыке, в котором есть такой эпизод, относящийся к 1920 или 1921 году и связанный с пребыванием Илариона в Сретенском монастыре. Отмечался праздник Владимирской иконы Божией Матери, - престольный праздник монастыря. В этот день было принято переносить в монастырь крестным ходом Владимирскую икону из Успенского собора Кремля, но в это время она уже находилась в Третьяковской галерее. Владыка обратился с просьбой к Грабарю и получил разрешение взять икону на праздник в монастырь, но был арестован. Власти воспользовались для ареста тем поводом, что возле иконы кликуши подняли шум. Состоялся суд, но... состава преступления не нашли. В эти годы, как вспоминала Любовь Тимофеевна "владыка всегда ожидал ареста. Все было прекрасно в этом человеке. Только в ВЧК его не любили", - свидетельствовала она о своем духовном отце. "Когда мы выходили из собора, был такой необыкновенный звон, как будто пасхальный. Это ангелы на небе радовались новому святому, который туда пришел". Она говорила всем, что не умрет, пока владыка не будет причислен Церковью к лику святых - говорила с таким убеждением, что можно не сомневаться: ей было на этот счет какое-то откровение. Так и произошло. В феврале этого года к ней приехал нынешний наместник Сретенского монастыря игумен Тихон, чтобы причастить ее дома, так как она уже не могла ходить. Он сообщил ей только что полученную по телефону новость: Комиссия по канонизации подала предложение о прославлении архиепископа Илариона в Синод. В ее глазах вспыхнула такая же радость, которая охватила две тысячи лет назад святого Симеона, воскликнувшего: "Ныне отпущаеши раба Твоего, Владыко".
И произошло чудо... Когда председатель Комиссии по канонизации Высокопреосвященный митрополит Крутицкий и Коломенский Ювеналий, подводил итог заседанию комиссии в Сретенском монастыре священник читал разрешительную молитву усопшей Любови Тимофеевне. В нескольких метрах от ее гроба, в пределе, сияла первая икона с ликом святителя Илариона.