Русская линия

 

Русский дом, №12. Оглавление


 

ДЕКАБРИСТЫ: ИДЕИ, ЛЮДИ И ПОСТУПКИ

Н.А. Найденов

Традиционно считается, что декабристы положили начало русскому революционному движению. Но как нередко бывает в истории, пойдешь налево, придешь направо, и наоборот. Давайте посмотрим, что же готовили нашей стране люди, вошедшие в историю 14 декабря 1825 года.
Заглянем в конституцию Никиты Муравьева, которая наиболее последовательно отразила идеологию декабризма. Муравьев предлагал создать из России федерацию наподобие Соединенных Штатов, разделить страну на 15 крупных "держав и областей" со своими властными структурами. Его конституция провозглашала выборную власть, отмену сословий и крепостного права. Но за демократическим фасадом явно проступали черты аристократической республики. Так, крестьяне освобождались без земли, она оставалась у помещиков. Избирательные права получали лишь крупные владельцы недвижимого и движимого имущества. Для кандидатов в высшие органы власти имущественный ценз достигал 60 тысяч рублей серебром. Такую планку могла преодолеть лишь земельная аристократия, она и стала бы хозяйкой страны.
Заимствованное у Америки новое федеральное устройство позволяло российской олигархической элите воссоздать старую систему удельных княжеских вотчин. Проект расчленения России на крупные области был в сущности не нов, за полтора столетия до Муравьева то же предлагали царю Федору Алексеевичу представители знатных боярских фамилий: разделить страну на исторические области и назначать пожизненных наместников из знати. Этот вариант аристократической децентрализации тогда не прошел благодаря патриарху Иоакиму, который указал на опасность подобного замысла для государства.
Сейчас трудно судить о воплощении идей декабристов, но история оставила примеры их реформаторских начинаний. Знакомство с ними оставляет двойственное впечатление. Вспомним, что символом веры декабристов было отрицание крепостного права. Но никто их них так и не дал свободу своим крестьянам, хотя с 1803 года уже действовал изданный самодержавной властью Указ о "свободных хлебопашцах", разрешавший освобождать крестьян, в том числе с землей. Тем самым дворянам предоставлялась возможность самим уничтожить крепостную систему. Этим указом попытались воспользоваться лишь два декабриста. Завещание Дмитрия Лунина, одного из наиболее мужественных и последовательных участников события 14 декабря, изумило даже видавших виды царских чиновников: оно оставляло крестьян после его смерти не только без земли, но и без имущества; более того, "освобожденные" были обязаны "доставлять наследнику доходы". Министерство юстиции не утвердило завещание, начертав резолюцию: "Невозможно дозволить уничтожение крепостного права с оставлением крестьян на землях помещика и со всегдашней обязанностью доставлять ему доходы".
Проект декабриста Ивана Якушкина отвергли сами крестьяне. Когда он предложил мужикам покончить с крепостным злом, те задали барину вопрос: "Ты скажи толком, батюшка, земля, которой мы сейчас владеем (а крепостные традиционно считали помещика лишь государевым управляющим на своих землях), она будет наша или как?" Тот ответил, что земля останется за помещиком, но они вольны будут ее арендовать. Иными словами, прежний хозяин получил в руки такой метод принуждения, как страх голода у безземельных селян, и при этом освобождался по отношению к ним от всякой ответственности. Мужики быстро смекнули смысл реформы. Их ответ был короток и мудр: "Ну, батюшка, оставайся все по-старому: мы - ваши, а земля - наша".
Существует два лика декабризма. Один являет нам честных и благородных людей, желавших "отчизне посвятить души прекрасные порывы". Другой обозначился, когда будущие реформаторы приступили к реализации своих высоких целей. Уже в день выступления лидеры движения не вышли на Сенатскую площадь, фактически предав товарищей и вовлеченных в мятеж солдат. Дальше - больше, по свидетельству писателя-исследователя В.В. Вересаева, следственные дела раскрывают потрясающие картины предательств, униженного покаяния и молений о пощаде. Увы, оказалось, что "дум высокое стремленье" и низость способны прекрасно уживаться в одних и тех же людях, что изумляет многих исследователей и лишний раз свидетельствует, что пути истории сложны и противоречивы.
Круг реформаторов в тогдашней России отнюдь не ограничивался декабристами. Либеральные проекты легально составлялись в среде дворянства (например, проект графа Н.С. Мордвинова). Материальной основой дворянского либерализма была в те годы благоприятная для помещиков рыночная конъюнктура, связанная с ростом мировых цен на хлеб. Идейным же толчком к политическим проектам дворянства стали социальные перемены в западном обществе, вызванные Великой французской революцией, с той разницей, что в России новые идеи выдвигал не значительный средний класс, как на Западе, а узкий слой аристократии. Специфика российского либерализма заключалась в попытке приспособить западную модель демократии к нуждам просвещенных помещиков.
Однако стремление к новшествам слабо опиралось на исторический опыт России, ее традиции и привычки. Русское общество искало ключ к преодолению отставания России от Запада не в сфере экономики, а в политических и культурных идеях Европы, не всегда учитывая, что сложившиеся там институты - результат долгой и своеобразной европейской истории. Заимствуя новые формы и надеясь, что остальное сделается само собой, реформаторы той поры могли легко начертать Конституцию, но не были готовы реально переменить жизнь. Отрыв элиты от родной почвы и механическое восприятие чужих идей начинались с детства. Историк В.О. Ключевский приводит любопытные данные о том, что немало декабристов получили образование в закрытом иностранном пансионе аббата Николя. Вряд ли воспитатели, хлынувшие в Россию после Французской революции, знакомили своих подопечных с реальной российской действительностью и основами православия. Не случайно, выйдя из элитарных пансионов, будущие декабристы становились членами тайных масонских лож. В то время космополитическое мировоззрение стало своего рода новой верой для части российской элиты. В известном смысле происходил постепенный духовный раскол нации на религию верхов и низов. Подобный раскол ранее существовал в русских землях Речи Посполитой. Знать там обычно исповедовала католицизм, простонародье - православие, которое уничижительно называли "холопской верой".
С другой стороны, очевидно, что западные заимствования и новые теории прикрывали давно знакомую русской истории попытку аристократии ограничить самодержавие. Бояре-управленцы времен малолетства Грозного никаких программ не составляли; верховники при Анне Иоанновне подготовили уже некий документ - "Кондиции"; а их более образованные внуки сочинили Конституцию. Менялись лица и проекты, неизменной оставалась тяга знати к олигархическому режиму. Кстати, наиболее деятельные участники выступления на Сенатской площади никакими теориями не прикрывались, для них это был хорошо проверенный XVIII столетием способ посадить на трон выгодного дворянству кандидата. Такой взгляд на происходящее в порыве откровенности выразил на Сенатской площади князь Щепин-Ростовский, обратившийся к своему начальнику Александру Бестужеву: "Что? Ведь к черту Конституцию?!" И видный декабрист с таким же одушевлением ответил: "Разумеется, к черту!"
Таким образом, правильнее всего назвать 14 декабря 1825 года на Сенатской площади не началом нового революционного движения, а закатом эпохи дворцовых переворотов и диктатуры дворянства. Первым догадался о стремлении знати к бесконтрольному политическому господству император Николай I. Подавив мятеж на Сенатской площади, он укрепил свою власть с помощью чиновничества, - другого готового материала для обуздания дворянина-помещика у царя под рукой не было. Николаевская эпоха знаменовала долгий и мучительный переход от диктатуры дворянства к монархической демократии, уже не для одного только высшего слоя, а для более широких слоев населения.