Русская линия

 

Русский дом, №12. Оглавление


Невыдуманные истории

ПОРОК СЕРДЦА
А.К. Углицких

В семье у Ивана Ивановича случилась беда - родился внук. Беда была в том, что мальчик родился с тяжелым врожденным пороком сердца, черный, как головешка, слабый, наглотавшийся плодных вод. Увешанный трубками капельниц, пронизанный копьями катетеров внук лежал в специальном прозрачном домике-кювезе и медленно угасал…
Дома пахло валерианой. Иван Иванович почернел, осунулся и без конца звонил знакомым медикам, пытаясь вызнать хоть что-нибудь. Те сочувствовали, советовали надеяться на лучшее, но готовиться к худшему. Это он понимал и без них. Самым страшным было то, что Иван Иванович не знал за что? Почему именно его, его семью, его внука постигло это. Чтобы забыться, отвлечься от тяжелой атмосферы несчастья, прочно обосновавшейся в доме, чтобы не видеть заплаканных глаз и не слышать истерических выкриков обезумевшей от горя жены, Иван Иванович уходил с утра куда глаза глядят. Понимал, что поступает скверно, как трус, дезертир, что надо действовать, решительно что-то предпринимать, но ничего не мог с собой поделать.
В один из таких моментов, когда он медленно, почти не видя ничего, брел в никуда, его окликнули.
- Вы не могли бы проводить меня? - услышал Иван Иванович рядом просительный голос и почти машинально поднял глаза на говорившего. Возле обледеневшей пешеходной дорожки стоял странный молодой парень с полиэтиленовым пакетом в руке. Лицо его периодически сводила гримаса, судорожно подергивались брови, щеки, натягивался волнообразной тетивой угол рта. Иван Иванович, что и стоит-то он необычно, искривленно, как ствол груши, правая рука сведена в локте, а белые, тонкие пальцы сжаты так, словно постоянно держат пишущую ручку.
Не отвечая, Иван Иванович прошел мимо. Ему было не до калек. Их в последние годы развелось на улицах Москвы столько, что, если бы даже он и захотел всем помочь, не хватило бы на это ни сил, ни времени. К тому же собственное горе переполнило его настолько, что не оставило места для иных чувств.
Но, сделав шагов десять - двенадцать, Иван Иванович понял, что не может вот так уйти. Он остановился, не зная, что делать, оглянулся на калеку. Инвалид по-прежнему стоял перед скользким переходом, обращаясь с просьбой о помощи. Никто не останавливался, всем было некогда. Иван Иванович, чертыхнувшись про себя, развернулся и подошел к увечному.
- Далеко вам?
- Вот до того подъезда, - показал инвалид на серую девятиэтажную коробку какого-то общежития.
- Ну пошли, - Иван Иванович взял из рук инвалида поклажу. Парень мертвой хваткой вцепился ему в рукав пальто, и они тронулись в путь. Незнакомец подволакивал правую ногу, с трудом удерживал равновесие, наваливаясь на колдобинах всем телом на проводника. Сначала шли не в такт, каждый тянул в свою сторону, потом приноровились, дело пошло лучше.
- Я бы и сам, но сегодня очень скользко, - стал оправдываться калека. И впрямь - наросты, торосы смерзшегося льдистого наста враз обнажились в этот солнечный мартовский день. Тут и здоровому-то пройти - без головы останешься, подумал Иван Иванович, а каково ему-то, он и на ровном месте еле на ногах стоит! Как ни странно, Иван Иванович вдруг почувствовал, впервые за несколько дней, какое-то облегчение. Его будто отпустило. Он забыл о плачущей жене, о доме, пропахшем валерьянкой, о том, что в прозрачном кювезе, где постоянно поддерживается одинаковая температура и влажность, по прозрачным шлангам капля за каплей вводится глюкоза в маленькое сморщенное синюшное тельце. Вернее, не забыл, а…
- Простите, - тяжело дыша, инвалид переваливался рядом с боку на бок, - простите, вам не тяжело?
В первый момент Иван Иванович не понял. Кому тяжело? Ему? Странно! Человек неспособный без посторонней помощи пройти десяток метров, самостоятельно одолеть лестничный марш, тревожится за крепкого мужика. И тут же Иван Иванович почувствовал стыд за свои рассуждения. Ему было по-человечески жаль этого, видимо, доброго, деликатного, обделенного судьбой человека, который мучается из-за того, что доставляет неудобства окружающим. Чтобы снять напряжение, бросил на ходу:
- Нет, нет, нисколько не тяжело. А вы - студент?
- Аспирант. - Иван Иванович невольно зауважал собеседника. Надо же, мальчишка, калека, а какая сила, воля какая!
- А у меня вот тоже проблема… - неожиданно без перехода вырвалось у Ивана Ивановича. - Дочка вот родила внука четыре дня назад… А у внука врожденный порок, врачи говорят, без операции не жилец, две лишние дырки в сердце. Если не залатать, помрет. Но и латать пока нельзя - операции не выдержит… Я вот хожу, не знаю, что делать, как быть. Жена требует, чтобы дочь немедленно отказалась от ребенка…
Парень слушал внимательно, не перебивал. Потом заволновался, заторопился с рассказом:
- Про меня то же самое говорили. Я до восьми лет не ходил и почти не говорил. Отец нас бросил, когда узнал, что останусь калекой. Сначала, правда, все упрашивал, чтобы мама от меня отказалась, не портила себе жизнь. И все ее уговаривали. - Он помолчал. А она ни в какую. Ну как такой грех на душу взять? А крест надо нести… Я сейчас заканчиваю диссертацию, меня в Америке печатают. Недавно приезжал профессор из Калифорнии, интересовался мной, расспрашивал. Предложил переехать к нему в университет. А я отказался.
- Почему?
- Мама не согласилась. У нас в Перми - мы из Перми - вся родня на одном кладбище, четыре поколения. Мама говорит, ну куда мы от родных-то поедем… Вот и остались. Она от меня не отказалась, и я от нее не откажусь. Спасибо, пришли. Доброе у вас сердце. Спасибо еще раз. - Аспирант неуклюже протиснулся в дверь общежития.
Иван Иванович возвращался домой как на крыльях. Ему впервые стало легко. Он вдруг понял, что все страшное позади, что он никогда не откажется от внука и никому не позволит это сделать. "От своего не отказываются! Ишь, чего удумали, дуры недоделанные, - отказаться! Я им откажусь!" И еще Иван Иванович знал, что внук не умрет в маленькой прозрачной камере, что мальчик сильный, непременно выживет, назло всем, что операция пройдет благополучно и все будет хорошо, все будет хорошо!
Редкие прохожие с удивлением смотрели: вот чудак-человек, семенит по скользкой дороге, прямо по осевой, размахивает руками и сам с собой о чем-то громко разговаривает…


ПРОТИВ ДЕТОУБИЙСТВА!

В малом конференц-зале мэрии Москвы состоялась презентация общероссийского общественно-политического движения "Слово и Дело".
В программе движения "Слово и Дело" записано: "Главное богатство России ее народонаселение". Вот почему первым пунктом программы является запрещение абортов на всей территории России и законодательное признание их детоубийством. Каждый год мы убиваем 8 млн. детей, а в день - по 18 тысяч!
Глава движения Г. Л. Стерлигов заявил:
"Никакого возрождения не даст Господь, пока мы совершаем это беззаконие. Страшнее этого ничего нет. Мы будем в любом случае все время стремиться объяснить хотя бы одному человеку и заставить задуматься хотя бы одного человека о том, что не нужно убивать своего ребенка, мальчика или девочку, уже с ручками, с ножками, сосущего пальчик в животе у матери".
Общественно-политическое движение "Слово и Дело" в своей программе призывает поставить вне закона оккультную и прочую колдовскую деятельность, а также запретить любую деятельность, направленную на духовное и физическое растление наших детей.
Признать единственной и достаточной идеологией для возрождения России святоотеческое учение Православной Церкви. Возродить сильную армию, направленную на отражение всех видов внешней агрессии, а за преднамеренное предательство интересов страны или нанесение ей ущерба ввести жестокое наказание.
Лидеры движения "Слово и Дело" заявили, что в их деятельности есть и будет только один критерий - польза России во славу Божию.