|
|
 |
Время и лица |
Замечали ли вы, что у каждого времени есть свое
обобщенное выражение, характерное именно для
него? Особенно отчетливо это видишь, когда
разглядываешь семейные альбомы или смотришь
старую кинохронику. Можно переодеть человека,
поставить его в декорации иного времени, но лицо
выдаст его исторический возраст. В спектаклях,
кинофильмах мы старательно воспроизводим
характеры и обстоятельства, но лица, но люди
навсегда остаются в своем времени и умирают
вместе с ним, как динозавры.
Столь отвлеченное начало понадобилось нам лишь
для того, чтобы обосновать взгляд на русскую
историю XX века. Если время запечатлевается в
лицах, то, может быть, вглядываясь в них, мы сможем
лучше понять его, время, без посредников и
интерпретаторов, нередко пристрастных и
недобросовестных?
Если в вашем доме сохранились фотографии
прадедушек и прабабушек, взгляните в их
спокойные, гармоничные, исполненные какого-то
внутреннего света лица. В первую очередь они
привлекают выражением собственного достоинства,
независимо от социальной принадлежности. И
следом за этим, представьте - обвал, революция.
Как ни называй - переворот, мятеж, заговор - это
все-таки событие, переломившее историю
гигантской страны, переломившее эпоху.
Неужели это они - вот эти люди, поражающие нас
своей духовностью, достоинством, современники
"серебряного века", встали по обе стороны
баррикад, беспощадно истребляя друг друга? Что-то
тут не вяжется, где же логика? Подобная
утонченность лиц и нравов предполагает скорее
бездействие, нежели озлобление...
Конфликт между отдельными слоями общества
перманентен и естествен, как существование
бактерий в организме человека. Другое дело,
каковы защитные свойства организма, существуют
ли механизмы по преодолению катастрофических
воздействий. Пока стороны разбирались с этим
механизмом - одни настаивали, что надо дать ему
ход, но не знали как, а другие не желали
поступиться принципами, - власть подхватил кто-то
третий, кто перевел разговор совершенно в иную
плоскость.
Из давних школьных уроков истории смутно
припоминаю пять-шесть имен русских большевиков в
Государственной думе. А теперь, читатель, исходя
из нашего современного опыта, представь, что к
власти пришла не правившая прежде и не
оппозиционная, а черте-какая новая партия, самая
неожиданная и оголтелая. Ведь и в нашей Думе по
паре всякой твари найдется. Если партия
претендует на власть, она может и обязана
предложить ту или иную концепцию жизни общества,
но общества, а не группы заговорщиков или
обитателей палаты № 6. Если в приборах
предусмотрена защита от дураков, то в обществе
должна быть предусмотрена защита от
властолюбцев и маньяков. И она была. Но вспомним
лозунг вождя революции: в первую очередь
захватить почту, телеграф, банки. Тем самым
поражались основные коммуникационные пути,
позволявшие функционировать обществу, и
запускался вирус социально-общественного СПИДа,
быстро подточивший силы гигантского организма.
Если бы революционеры прошли нормальный путь
парламентской партии, они избежали бы многих
ошибок, которые впоследствии совершили, а по
большому счету - не стали бы революционерами.
Русский большевизм базировался на двух
краеугольных камнях - теории марксизма, не
имеющей пускового механизма, и учения о
революции, блестяще воплощенного.
Кратковременная попытка запустить старую
государственную машину при новом надсмотрщике
(период нэпа) ожидаемого эффекта не дала. Машина
заработала, и местами даже успешно, но слаженной
работы двух компонентов не получилось: машина не
обращала внимания на действия надсмотрщика, а он
в свою очередь не мог вмешаться в ее работу. Стало
очевидно, что нужно создавать новый агрегат,
нуждающийся в "руководящих и направляющих"
воздействиях. Поэтому, не возражая против исхода
культурной элиты русского общества за рубеж и
подгоняя самых упрямых, большевики обратили взор
к духовенству и крестьянству, определяющей силе
русского общества того времени. Их нельзя было
изгнать из-за их многочисленности. Но их можно
было деформировать путем террора, чтобы они не
могли воспроизводить снова и снова прежние
идеалы, отношения, образ жизни, собственно и
определяющие облик нации.
Был заменен герб, гимн, флаг, а позже и название
страны, деформированы родственные и дружеские
связи, изменены место жительства и характер
труда для миллионов людей, выдернутых из
привычной среды обитания, нарушена
преемственность, этические нормы. Одновременно
формировалась новая элита с новыми установками и
идеалами.
Правда, рекруты в элиту набирались из наиболее
низких слоев общества. Обязанные своему
возвышению властям, вырванные из привычного
круга новобранцы в значительной мере были лишены
генной памяти. Новая элита оказалась не очень
казистой, вроде творения профессора
Преображенского. Знаниям ее не хватало
системности и самостоятельности, а в духовной
сфере ее порывы, искренне или лицемерно,
направлялись на поддержание мифологии
советского строя. Это не значит, что не было
талантов, но они в своем развитии несли печать
времени.
Лишенное истинных духовных лидеров, общество
обратило взоры туда, где им следовало быть - к
новым властям и элите. Вот тогда, именно тогда и
начались трагические мутации, изменившие облик
людей. Общим идеалом стала борьба. Боролись с
неграмотностью и кулаками, за трудовые рекорды и
с собственными болезнями. С кем и с чем только не
боролись тогда! Борьба воплощалась в азарте
непосильного труда и атмосфере собраний, манере
общения и выборе героев для подражания (искренне
и трагически прожитой судьбы Николая
Островского и его литературного героя Павла
Корчагина). Этот яростный огонек в глазах во
многих кадрах кинохроники конца 20 - 30-х годов. В
людях крепла наивная вера, им по плечу любые
задачи. Они ориентировались в значительной мере
на достижение, а не на постижение. Каковы же
преобладающие черты времени? Дисциплина? Да.
Самоотверженность? Да. Но и покорность,
отсутствие сомнений в реальности поставленной
задачи и того, что можешь с ней справиться.
Полноценная жизнь поколений была заменена
грезами о будущем, контуры которого оставались
весьма смутными.
Да, было жестокое время с черным зазеркальем
лагерей, но ведь не заставишь массовку в
полстраны сыграть энтузиазм вместо страха,
радость вместо боли. Это они, освещенные светлой
мечтой, варили сталь и строили метро, лучшее в
мире; растили хлеб и учили ребятишек, добывали
уголь и воевали в небе Испании. Это их лица
мелькают в кадрах кинохроник. Это они светло и
радостно улыбаются нам из семейных альбомов.
Тех, других, из зазеркалья, снимали не для
альбомов. Но ведь знали о них в этом светлом мире.
Почему же нет этого знания, этой боли и сомнения
на лицах? Местная анестезия памяти и совести -
значит, они в чем-то виноваты, значит - враги.
Нужно было грянуть беде, перетряхнувшей все
общество, нужна была истинная цель - защитить дом,
детей, страну - вместо абстрактных Марксовых
грез, и Общество очнулось. "Сороковые,
роковые…" Трудности и жертвы были велики, но
ведь и сила противостояла нам немалая. Любовь к
своей Отчизне, гордость за ее истинные и мнимые
достижения катализировали потенциал общества.
Менялись и лица.
Сегодняшним артистам почти не удается сыграть
то, фронтовое, поколение. Что-то ушло из наших
глаз. Благополучие закостенело на лицах. Повеяло
фальшью от разговоров о Родине, а от тяжкого
"ратного" труда - трюками. В общем кино.
Ну а в жизни, в людях в те победные дни какие
наступили перемены? По инерции перескочили из
центра Европы на Дальний Восток. В запале
восстановили дома и заводы, начали мирную жизнь.
В тот момент мы могли все, потому что это было
поколение победителей. Мы убедили мир, что при
всех издержках строя нам по плечу самые высокие
задачи. Мы тогда на равных играли в футбол с
англичанами не от того, что были высокими
профессионалами, а от того, что внутренне
настраивались и жаждали победы. Но это все слова,
а что же лица?
Это странно, но после жестокой войны они стали
добрее и человечнее. Особенно зримо это
запечатлено в кадрах встречи победителей на
Белорусском вокзале. Радость, гордость и боль
светились в каждом лице. Нет, нельзя войти во
второй раз в одну и ту же реку. Люди теперь знали,
что они могут многое, и сами хотели строить свою
жизнь. Формирование общества, с таким трудом и
издержками проводимое после 1917 года, в основном
было завершено и испытано на прочность в самых
суровых условиях.
Новый этап и новые задачи привели на сцену новых
лидеров. Если Сталин - бог, суровый и карающий, то
Хрущев - человек из народа. Он давал много поводов
для насмешек, но он зримо изменил нашу реальную
жизнь. Это при нем вышли из заключения и были
реабилитированы тысячи и тысячи, а миллионы
выехали из подвалов и бараков и получили
отдельные квартиры. Народ в массе своей стал
лучше одеваться и благоустраивать быт. Был дан
мощный импульс развитию науки, молодежь стала
стремиться к образованию. И контрапункт - запуск
человека в космос. Простой русский паренек Юрий
Гагарин покорил мир своей улыбкой и обаянием,
умением просто и с достоинством держаться в
любом обществе. К тому же он летел на нашей
ракете, воплощенной разумом и трудом нашего
народа. Он был нашей частицей и символом нашей
победы перед всем миром. Может, потому таким
радостным и искренним праздником стала его
встреча. Сейчас, вспоминая те годы, чаще всего
говорят о шестидесятниках - поэтах, журналистах,
менестрелях и артистах. Мне кажется, они стали
отражением изменений в обществе, а
олицетворением поколения все-таки был полет
Гагарина. И в то же время велись жесточайшие
гонения на Русскую Православную Церковь,
окормлявшую душу русского человека.
Да, преобразования были неполными и
непоследовательными, ибо осуществлялись они под
руководством человека хотя и искренне
стремящегося наладить жизнь огромной страны, но
не обладавшего глубокими и систематическими
знаниями, особенно в области управления, и
главное, бездуховного. Одними добрыми
намерениями жизнь не наполнишь. К тому же
общество. освободившись от тирана, столкнулось с
новыми проблемами.
Наверху ограждались от культа, руководствуясь
при подборе кадров почти полным отсутствием
личностей. Коллективное руководство бесконечно
откладывало назревающие проблемы. Мы проедали
свой потенциал в прямом и переносном смысле.
Научились презирать власть, привыкли ничего не
делать и держались больше по инерции. Личностей
наверху не было, но ведь где-то же они были? Там,
где решались стратегические задачи: оборонка, та
часть армии, которая была направлена вовне -
ракетные части, флот, авиация и космос, некоторые
службы КГБ, разведки. Все остальное - вкрапление
редких звездочек.
Не находя применения своим знаниям и энергии в
общем достойном деле, люди углубились в себя. Чем
тогда только не увлекались - самодеятельными
походами и лекториями, спортивными секциями и
безудержным чтением, театрами и бесконечными
встречами под интеллигентную чашечку кофе,
простонародный стакан водки и просто так. Ах, как
любили мы себя и тех, кто нас слушает, как ценили
эти разговоры, да и сейчас вспоминаем их с
ностальгией, не понимая, что при всей приятности
они не только ничего не меняли, но и не могли
изменить в нашей жизни. Ибо формула жизни больших
сообществ вырабатывается титаническим трудом
философского осмысления опыта многих поколений
Мы же грелись каждый у своего костерка, и голос
наш был слышен не далее трех шагов. Мы ценили свои
компании и ругали власти и жизнь. Так и пришли к
руководству неспособных верхов малодушными
низами, убаюканными теплотой и разнообразием
дружеского общения. Спокойствие и мнимое
благополучие общества определялись отсутствием
личностей и душевной леностью в
общенациональном масштабе.
Взгляните, как разнятся в эти годы официальные
хроники и фото из домашних альбомов. Особенно
удручают участники различных съездов, собраний,
официальных встреч. Тупые лица, деревянный язык,
скованность движений. Зато на плохоньких
любительских фотографиях и в фильмах - страстные
разговоры, душевные песни под гитару, выпендреж
развлечений. Тут твое место определялось не
карьерой, не достатком, а компанией. Ну, а если
представить, что два этих мира поменялись
местами? Что бы изменилось в нашей жизни?
Боюсь, почти ничего. Это как в вокале - есть
оперные голоса, есть камерные, а есть и для
домашнего музицирования. Думается, наши кумиры
60-х, не в обиду им сказано, были из последних. Вы
скажете: нельзя сравнивать официальную и частную
жизнь - разный жанр. Да, конечно. Но
двойственность души, приспособленчество,
желание уйти от проблем - все это было и остается
в нас.
Когда пришел Горбачев, состояние общества было
таково, что все не только ожидали, но и хотели
перемен. Другое дело, что уровень понимания и
способы осуществления этих перемен наверху и
внизу не соответствовали их реальной
серьезности и масштабам. Вместо того чтобы
начать с себя, внутренне собраться, мы
раздрызгивались в бесконечных словопрениях.
Били словом наотмашь, никого не стесняясь и не
жалея. И какая, в сущности, разница между теми, кто
"захлопал" Сахарова на трибуне съезда, и
теми, кто приклеил ярлык красно-коричневых
старикам, прошедшим войну? А разрешив себе
словесную перепалку, дошли со временем и до
перестрелки.
Взглянем на себя без пристрастия. Нам сейчас
плохо, но разве мы заслужили иное? Мы предаем
своих соотечественников, оказавшихся за
искусственными границами: это их проблемы, раз
они там оказались. В конце 30-х не столько страх,
сколько слепая вера в идею заставляла забыть о
зазеркалье. Сейчас это - равнодушие и трусость. Мы
предаем вчерашних друзей, потому что наши
нынешние друзья или покровители недовольны
нашей прежней компанией. Мы предаем своих
предков, захватывая наживку чуждой чужой жизни.
Мы предаем тысячелетнюю спасительную веру наших
предков - Православие, позволяя чуждым
конфессиям систематически калечить наши души. Мы
предаем самих себя - вчерашних и завтрашних, ибо в
сердце у нас мало любви и сострадания. Может,
оттого так много бравады в голосе и
неуверенности во взгляде у тех, кто мелькает в
политических и светских хрониках.
И лишь изредка среди шума и суеты вдруг заглянешь
в чьи-то спокойные, ясные глаза, услышишь
негромкую речь и тихо порадуешься забытому
ответу того простого и настоящего, что то ли
доживает, то ли возрождается в наших душах...