Страницы истории ГОНОРАРЫ И СУДЬБЫ (Из чеховской литературной одиссеи) Л.А. Цургозен

В то время, как писатели сороковых годов (Писемский, Гончаров) начинали свою литературную деятельность крупными гонорарами, Чехов долгие годы пробивался копеечным заработком, сотрудничая в юмористических журналах и мелкой прессе.
Современники вспоминают, как однажды, в одном из московских трактиров, за соседним столом уселась компания купцов, и один из них принялся вслух читать из "Будильника" юмористический рассказ Чехонте, не подозревая, что рядом сидит молодой автор. Рассказ вызвал громкий смех присутствующих.
- Веселый, должно быть, беззаботный парень, этот Чехов, - заметил один из компании, - ведь каждый раз пишет что-нибудь смешное.
Слушая эти слова, Чехов вздохнул: у него в кармане был всего один рубль, из которого предстояло заплатить за обед 70 коп.
Прирожденный юмор помогал Чехову писать смешные рассказы, когда самому автору было далеко не весело, и забота о заработке заполняла все его мысли. Начал он свою работу еще студентом-первокурсником в 1879 году в "Зрителе", "Осколках" и "Стрекозе". Получал "пятачок за строчку", "ходил за трехрублевкой раз по десяти", обивая пороги мелких журналов, стараясь приноровиться к вкусу редакторов, рискуя получить рукопись обратно.
В письмах Чехова к друзьям часто попадаются жалобы на безденежье, но они имеют деликатный характер, свойственный автору "Хмурых людей": здесь нет ни упреков в адрес издателей, ни зависти к счастливым бездарностям.
"Когда мне будут платить 15 коп. за строчку, - говорит он Амфитеатрову, - я закажу себе фрак и стану думать, что я великий писатель". Первый сборник рассказов "Сказки Мельпомены" Чехову пришлось на собственные средства издавать, объявив в газете, что цена экземпляра - рубль, друзьям бесплатно. Последних оказалось много больше. "Будь у меня миллион, я издал бы сто тысяч книг", - пишет он Шехтелю.
Нужда в деньгах заставляет Чехова писать все: и повести, и рассказы, и передовицы. "Весь сентябрь сидел я без денег, - сообщает он Плещееву, - кое-какие вещички заложил и бился, как рыба об лед. Верите ли, заложил часы и золотую монету. Ужасно глупое положение". "Ужасно досадно, что в рубле только 20 пятачков, - пишет он, сознавая, что литература могла бы существовать и без него, а гонорар мог бы остаться в карманах великодушных издателей, приходиться обрезывать себе крылья и облизываться там, где следовало бы есть. Езжу в 3-м классе, а как только останется в кармане 20 руб., тотчас вернусь в Москву, чтобы не пойти по миру. Ах, будь у меня лишних 200-300 руб., показал бы я кузькину мать. Я бы весь мир изъездил. "За драму на охоте" он получал всего только 3 руб. в неделю.
Так протекал самый плодотворный период литературной деятельности Чехова, в чем-то сходный с проблемами писателей нашей постперестроечной эпохи. Но характерная черта - никогда Чехов не старался увеличить размеры своих рассказов, а беспощадно черкал строку за строкой. "У него надо отнимать рукописи, - вспоминает Амфитеатров, - иначе он оставит в рассказе только, что они были молоды, влюбились, а потом женились и были несчастны".
"Если бы не деньги, - пишет Чехов, - я удрал бы в Крым, сел бы под кипарис и написал бы роман в 1-2 месяца. Человек я семейный, неимущий. У меня никогда не бывает на руках свободной десятирублевки, а на поездку в Питер потребно минимум 50 руб. Выжимать из семьи я не умею, да и не нахожу возможным... Если я два блюда сокращу в одно, то стану чахнуть. Заработай я в будущем месяце на 20 руб. меньше, я запутаюсь... Денежно я ужасно напуган и, вероятно, в силу этой трусости, я избегаю займов и авансов".
Материальное положение начало улучшаться только в 1886 году, когда Суворин пригласил молодого писателя в постоянные сотрудники "Нового времени". Литературный труд давался Чехову нелегко. "В настоящее время я изображаю из себя человека обалделого и замученного. Три недели выжимал из себя святочный рассказ. Пять раз начинал, столько же раз зачеркивал, плевал, рвал, метал, бранился и кончил тем, что опоздал и послал Суворину плохую тянучку. Так мучился, что и тысячи целковых гонорара мало..." Объяснение тому простое: "Пишу в самых гнусных условиях. В соседней комнате кричит детеныш приехавшего родича, в другой комнате отец читает матери вслух "Запечатленного ангела". Кто-то завел шкатулку, и я слышу "Елену прекрасную". Для пишущего человека гнусней этой обстановки и придумать трудно. Постель моя занята приехавшим сродственником, который то и дело подходит ко мне и заводит речь о медицине. Так я утомлен, очумел и обалдел, что голова кругом ходит. В квартире у меня вечная толкотня, гам, музыка... В кабинете холодно, пациенты..."
Как можно заметить по письмам, Антон Павлович не питал слишком большой привязанности к врачебной практике, а деревню не любил. Подтверждением тому служит и семейных архив братьев Александра и Петра Кочетковых. Это совладельцы Подольской ситценабивной фабрики в деревне Крюково, чьих рабочих Чехов лечил, будучи уездным лекарем.
Хорошие отношения с хозяевами не помешали, однако, Чехову вывести их в своих рассказах в несколько шаржированном виде, а быт более мрачным и приземленным. Авторский вымысел здесь прихотливо переплетается с действительностью. Для этой эпохи вообще было характерным в литературном творчестве интеллигенции несколько иронически отзываться о людях купеческого сословия, крепко стоящих на ногах. Вот отрывок из рассказа "В овраге", где под фамилией Костюкова однозначно проступает прототип упомянутого Александра Кочеткова.
"... В селе не переводилась лихорадка и была топкая грязь даже летом, особенно под заборами. Здесь всегда пахло фабричными отбросами и уксусной кислотой, которую употребляли при выделке ситцев. Это были небольшие фабрики, и на всех их было занято около четырехсот человек. От кожевенной фабрики вода в речке становилась вонючей, отбросы заражали луг, крестьянский скот страдал от сибирской язвы, и фабрику приказано было закрыть, но она работала тайно, с ведома станового пристава и уездного врача, которым владелец платил до десяти рублей в месяц. Во всем селе было только два порядочных дома, каменных, крытых железом..."
Ни одного из описанных экологических бедствий или повального пьянства в селе Крюково не наблюдалось. Был момент, когда к окрестностям Москвы приближалась эпидемия холеры, тогда Петр Васильевич с одобрения Чехова построил на свои средства холерный барак, который, к счастью, так и не пригодился. Несколько позже братья Петр и Александр построили для сельчан школу и церковь. Мы имеем понятие, конечно, о проблеме сточных вод для кубовых красителей при окраске ситца - для них-то братьями и был отведен специальный труд, и в речку Лопасню вредных веществ не сбрасывалось. Современные экологи могли бы только позавидовать уникальной технологии окраски ткани, изобретенной умельцами-хозяевами с применением дешевых природных красителей и обыкновенного коровяка. К сожалению, секрет был безвозвратно утрачен. А ведь был налажен широкий экспорт отечественных ситцев, за что П.В. Кочетков удостоился от шаха Персии высшего ордена (звезда "Лев и Солнце"). Сохранилось фото, сделанное придворным фотографом. Характерная черта - наряду с российскими орденами можно видеть и небольшой круглый значок активиста "Общества трезвости".
Умели хорошо работать, хватало фантазии и почудить... Деревенских сюжетов Чехову было не занимать. Племянник Петра Васильевича Константин любил, например, в воскресный день расположиться с самоваром на отстроенном мосту, расстелить самобранку с сушками и угощеньем и потчевать проезжающих через Лопасню. Попил чайку, рассказал последние новости - тогда и поезжай дальше.
Династию Кочетковых прославил уже в нашу эпоху их потомок академик - химик с мировым именем Николай Константинович Кочетков. В селе Крюково бережно сохранен в качестве музейного мемориала в помещении бывшей конторы фельдшерский пункт, где Чехов принимал страждущих пациентов, зарабатывая на хлеб насущный.

Мечта Антона Павловича составить капитал из литературных трудов осуществилась только в 1900 году, когда Маркс приобрел у него право на издание всех его сочинений. В разгар славы Чехова пригласили постоянным сотрудником в петербургскую газету с жалованьем 500 руб. в месяц, но все хорошее приходит слишком поздно. Руководителем газет Чехову уже не суждено было стать...