февраль 2001г

 Имя им легион


"Господи, помоги тем, кто не вмещает любви Божией в ожесточенных сердцах, которые видят только все плохое и не стараются понять, что пройдет все это: Спаситель пришел, показал нам пример".
Из письма государыни Александры Феодоровны Романовой к А.А. Танеевой (Вырубовой)
из Тобольска от 2/15 марта 1918 г.

ОТ РОДЗИНСКОГО ДО РАДЗИНСКОГО
И. В. Ружавинская 

На рубеже XX-XXI веков светская культура России (во всяком случае, ее значительная часть) вступила в эпоху постмодернизма, провозглашающего высшей ценностью человека гуманистические права и свободы, в том числе и право на собственное мнение. Казалось бы, что ж тут плохого? Но дело в том, что, ставя эту идею во главу угла своей философии, постмодернизм с логической неизбежностью приходит к отрицанию Абсолютной Истины, утверждая, что все относительно. Такое мировоззрение ориентирует человека на сиюминутное настоящее, ибо только оно и ощущения в нем кажутся действительно существующими. Человек теряет духовный смысл бытия и направляет свою активность на получение чего-либо (информации, знаний, денег, благ, удовольствий, впечатлений, статуса и т.д.).
Задачей искусства становится играть смыслами, поразить воображение публики необычностью картины. Интерес россиян к своей истории очевиден и продиктован потребностью оторваться от мифологии советской эпохи. Но оторваться куда? Постмодернизм по идее не может приблизить человека к реальности, отрицая ее объективный характер. А значит, автор обрекается на перетолковывание истории в соответствии со своими субъективными представлениями. Его задачей становится придать лицам и событиям новый знаковый статус, создать новую (виртуальную) реальность. Именно этим и занимается на ОРТ бывший драматург Эдвард Радзинский.
Радзинский, выстраивая информацию определенным образом, подбирая факты, эмоциональную окраску, музыкальное сопровождение, создает миф, прикрытый интеллектуальной оберткой, "играет в бисер" (Герман Гессе), рождая у зрителя иллюзию реальности этого мифа. В действительности, все, что подается зрителю как реальность, есть лишь "развернутая метафора авторского Я", по меткому выражению поэтессы Олеси Николаевой.
Характерное для постмодерна восприятие мира как дурдома, в котором гениальность неотличима от помешательства, лицо от маски, ум от глупости, непристойность от незакомплексованности, пошлость от оригинальности, делает возможным смакование интимно-сексуальных подробностей жизни исторических лиц, использование в качестве аргументации своих оценок сплетен "желтой" прессы. Манипулируя сознанием публики, Радзинский опирается на страстное и греховное в человеке: на любопытство, стремление к осуждению, желание услаждения воображения. Зритель приучается к мысли, что "все грешат - таков удел живущих" (Аристофан).
И вот уже и последний царь русский - в общем-то человек хороший и добрый, но уж очень слабовольный. Царица - та вообще предстает в новом мифе этакой Кабанихой, удовлетворяющей свои тайные амбиции влезанием в государственные дела и манипулированием мужем. Но самая жуткая фигура - это, конечно, Распутин - "колдун с крестом на груди", почти сатана, ответственный за падение династии, развратник и пьяница, окруженный великосветскими любовницами.
Радзинский лишает изображаемое контекста, перетолковывая знаковость лиц, вещей и идей, наделяя их качествами "перемещенного предмета" постмодернистского искусства. Но дело в том, что зрители Радзинского, в подавляющем большинстве, не знают изначального контекста и принимают фарс за историческую правду.
Так какова же она - историческая правда?
Недавно издательство "Благо" выпустило книгу воспоминаний Анны Александровны Танеевой (Вырубовой), фрейлины, которая была преданным, близким другом Государыни Александры Феодоровны. Воспоминания эти способны пронять и самое очерствевшее сердце. Человек, прошедший через такие испытания, издевательства, ужасы и унижения, какие перенесла эта женщина, попав в политическую мясорубку тех лет, не может врать.
Она ничего не пытается доказать, но сам дух повествования, дух подлинной кротости и смирения, дух всепрощения и Любви, в том числе и к врагам, не позволяет усомниться в правде ее незатейливого рассказа, в душевной чистоте и незапятнанности автора. А ведь это та самая Анна Вырубова, которая запечатлена и на фотографии, где Распутин, как оракул, сидит в окружении "гарема", та самая аристократка, которую "желтая" пресса тех лет обливала грязью из номера в номер, возможности которой казались неограниченными, а богатства неисчислимыми, имя которой сплетни не отделяли от имени Распутина.
Примечательно, что Радзинскому для создания своего мифа даже не пришлось ничего выдумывать. Миф о Распутине и его роли при дворе был выдуман еще в начале XX века. А.А. Танеева отмечала: "Надо подробно описать моральное состояние русского общества этой эпохи, вполне ненормальное и доходившее до истеричности... Распутиным пользовались как поводом для разрушения всех прежних устоев; он как бы олицетворял собою все то, что стало ненавистным русскому обществу, которое утратило всякое равновесие; он стал символом их ненависти. И на эту удочку словили всех - и мудрых, и глупых, и бедных, и богатых. Но громче всех кричала аристократия и Великие князья, и рубили сук, на котором сами сидели".
С горечью рассказывает Танеева, как во время войны, в 1915-1916 гг., веселилось, кутило и развлекалось распусканием всевозможных сплетен про Государыню петроградское общество, как басни о мнимом немецком шпионаже, о влиянии Распутина распускались в армии, в высшем командном составе, в земских органах, как создавала общественное мнение в Москве фрейлина Тютчева, как интриговали против Государей Великие князья, как царская семья оказалась под организованным шпионским контролем так называемой "охраны". "Когда в столице узнали об убийстве Распутина, все сходили с ума от радости, ликованию общества не было пределов, друг друга поздравляли: "Зверь раздавлен, - как выражались, - злого духа не стало". От восторга впадали в истерику".
Кто же был Распутин? "Не монах, не священник, а "простой странник", которых немало на Руси". Радзинский же выставляет его чуть ли не колдуном, который лечил Наследника и Царицу. А.А. Танеева свидетельствует, что он действительно помогал людям. Но как? - Молитвою и словами утешения - и более ничем: "Он, подойдя к кровати, перекрестил Наследника, сказав родителям, что серьезного ничего нет и им нечего беспокоиться, повернулся и ушел. Кровотечение прекратилось".
Распутин никогда не брал у Их Величества денег, за исключением мелочи на извозчика. "Вообще деньги в его жизни не играли роли: если ему давали, он их тут же раздавал. Семья его после его смерти осталась в полной нищете".
"Свидетельствую страданиями, которые я переживала, что я лично за все годы ничего непристойного не видела и не слыхала о нем, а, наоборот, многое из сказанного во время этих бесед помогло мне нести крест поруганья и клеветы, Господом на меня возложенный. Распутина считали и считают злодеем без доказательства его злодеяний". Танеева пишет, что "судебное расследование Чрезвычайной следственной комиссии Временного правительства доказало, что политикой он не занимался" и разговоры с Государями касались всегда только отвлеченных тем и здоровья Наследника. Единственное, что соответствует действительности, так это настоятельные просьбы Распутина к Государю не вступать в Балканскую войну. Танеева отнюдь не пытается представить Распутина святым, но не берет на себя и суд - "Господь ему Единый Праведный Судья".
Те сведения, которыми пользуется Эдвард Радзинский, подчерпнуты либо из газет, либо из показаний отдельных подследственных лиц (нужно ли комментировать, какими средствами они получены?), либо из записей "охранников", представлявших собой систему, подчиненную коменданту. Однако, собранные воедино, сведения эти формируют вторичный авторский контекст, в котором и получают новый знаковый характер персонажи.
Что касается личности Государя, то А.А. Танеева подчеркивает, что никогда не был он слабохарактерным или подкаблучником и нельзя эти качества путать с терпеливостью, кротостью и выдержкой: "Те, кто с ним работали, не могли бы сказать, что у него слабая воля". А вот слова царицы из тайного письма Танеевой от 10 декабря 1917 г. - от арестантки к арестантке: "Он прямо поразителен - такая крепость духа, хотя бесконечно страдает за страну, но поражаюсь, глядя на него".
В подавляющее большинство государственных вопросов царица даже не была посвящена. По складу своего характера она была недоверчива, "но чем проще и сердечнее был человек, тем скорее она менялась. Все, кто страдал, были близки ее сердцу". "Сколько я возила денег от Ее Величества на уплату лечения неимущих!.. Но никто об этом не знал - Государыня запрещала мне говорить об этом". Я свидетельница сотни случаев, когда императрица, забывая собственные недомогания, ездила к больным и умирающим или только что потерявшим дорогих близких..."
Постмодернизм, базируясь на фрейдизме, склонен даже высокие нравственные поступки человека объяснять игрой подсознания. Поэтому в интерпретации Радзинского все эти проявления милосердия и сострадания будут объясняться не добротой и душевностью, а тайными амбициями и боязнью Божьей кары. Чем запутаннее и изощреннее объяснение, тем наукообразнее и реальнее оно выглядит, а значит - и быстрее ему доверится зритель.
Посмодернистское сознание по модели проявлений - бесконфликтно, поэтому текст Радзинского не обвинителен и не вызывает у зрителя отторжения.
Эмоционально постмодернизм, играя в терпимость ко всему, вырабатывает ироническое отношение к инаковости. Все то, что не совпадает с его представлениями, если только не осмысливается им как угроза свободе, может вызывать снисходительную улыбку: "Чем бы дитя ни тешилось..." У человека вырабатывается привычка к ироническому отношению к жизни, к утонченному скепсису. Но не обольщайтесь! Не всегда радзинские будут улыбаться! Его идейные предшественники в начале XX века шутили-шутили, а потом "вдруг" стали стрелять людям в затылки. Не случайно, ох, не случайно среди палачей Августейшей семьи был человек по фамилии Родзинский! Не так уж и важно, родственник он был, нет современному нам Радзинскому: совпадение фамилий тоже определенный знак совпадения времен. Психология радзинских характерна для людей образованного круга во все времена. Не о них ли писала в письме Танеевой Государыня в 1918 году, незадолго до смерти: "...Живешь как будто тут и не тут, видишь другими глазами многое, и иногда трудно с людьми, хотя религиозными, но чего-то не хватает..."?
Чего же не хватает? Любви. Вот она - Любовь: "Как тебе дать почувствовать, чем озарена моя душа? Непонятной, необъяснимой радостью, - объяснить нельзя, только хвалю, благодарю и молюсь. Душа моя и дух Богу принадлежат... Как тебя, Боже, благодарить? Я не достойна такой милости... "Укоряемы - благословляйте, гонимы - терпимы, хулимы - утешайтесь, злословимы - радуйтесь" (слова о. Серафима). Вот наш путь с тобой" (из тайного письма от 20 марта 1918 г. Государыни Александры Феодоровны Романовой к А.А. Танеевой).