...И КОЛОКОЛЬНЫЙ, И КОЛОКОЛЬЧИКОВЫЙ ЗВОН
А. А. Москалев
Самый студеный и бесприютный, но одновременно - самый праздничный и обнадеживающий месяц в году - январь - в наступившем 2001-м можно назвать месяцем Николая Михайловича Рубцова: 3 января - 65 лет со дня его рождения, а 19 января - 30 лет со дня гибели поэта.
В далеком Тотемском музее на берегу Сухоны хранится удостоверение: "Матрос Рубцов Н.М. является классным дальномерщиком Военно-Морского Флота. Подпись: командир части номер такой-то...". Да, Рубцов оказался подлинным дальномерщиком в море жизни, истории, поэзии. Загадка его состоит в том, что, явившись на волне оттепели со своим рукописным сборником "Волны и скалы", он не отдался мнимо вольной либеральной стихии, а встал скалой в гряде классических русских поэтов. Пока Евтушенко боролся с наследниками Сталина, а Вознесенский рычал: "Уберите Ленина с денег", воспитанник детского дома, рабочий Кировского завода преодолевал пропасть, образовавшуюся между Серебряным веком русской поэзии, есенинским певчим царством и медными трубами современности.
Еще одна - певчая - загадка русской поэзии: перевод Лермонтова из Гейне "На севере диком стоит одиноко..." вдохновил сто композиторов, написавших музыку на эти не самые песенные вроде бы стихи. Вернулась в народ песнями поэзия Есенина, который, кажется, весь поется, хотя профессиональных прозрений, кроме мелодий замечательного песенника Григория Пономаренко и классического прочтения гениального Георгия Свиридова, - не было. Кстати, Есенин и сам пел свои стихи. Лидия Сейфуллина вспоминала, что у него была русская манера пения, о которой Лев Толстой сказал: поется с убеждением, что главное в песне - слова.
Пел свои стихи и Николай Рубцов. Те, кто учился в Литинституте в 1963-1965 годах, слышали это пение в общежитии на улице Добролюбова. А ленинградский поэт Глеб Горбовский сделал первую запись на допотопном магнитофоне, которая иногда звучала в эфире. Даже сквозь низкое качество записи пробивается выразительный голос поэта, его мучительная, самозабвенная мелодекламация. Невольно вспоминаются горькие строки Рубцова - ответ девочки на вопрос поэта:
"...О чем поешь?" Малютка отвернулась
И говорит: "Я не пою, а плачу..."
Да, вечное некрасовское: "Этот стон у нас песней зовется..." Хотя и бесшабашные мотивы свойственны вечному скитальцу Рубцову, который вообще не смог бы прожить и до 35 лет без стойкости, веры в свое предназначение, в добрых людей родной земли. Вот "Осенняя песня", которая вызывающе перекликается с одноименным стихотворением Поля Верлена, сравнивающего себя с пропащим листом:
А последние листья вдоль по улице гулкой
Все неслись и неслись, выбиваясь из сил.
На меня надвигалась темнота переулков,
И архангельский дождик на меня моросил.
Это стихотворение сразу запели в Архангельске и Вологде на разные мелодии. После гибели поэта в Крещенскую ночь - начался песенный обвал на стихи Рубцова. Нет, пожалуй, такого русского актера, певца, любителя авторской песни, кто бы не пел, не интерпретировал проникновенную поэзию Рубцова. Вот запевает Татьяна Петрова "Зимнюю песню":
В этой деревне огни не погашены,
Ты мне тоску не пророчь.
Светлыми звездами нежно украшена
Тихая зимняя ночь.
Берет в руки гитару Александр Михайлов - и звучат щемящие "Журавли":
Вот летят, вот летят... Отворите скорее ворота!
Выходите скорей, чтоб взглянуть на высоких своих!
Вот замолкли - и вновь сиротеет душа и природа
Оттого, что - молчи! - так никто уж не выразит их...
Правильно написал Глеб Горбовский, одним из первых оценивший молодого, еще внутренне не определившегося стихотворца: "Николай Рубцов - поэт долгожданный. Блок и Есенин были последними, кто очаровал читающий мир поэзией - непридуманной, органической... Время от времени в огромном хоре советской поэзии звучали голоса яркие, неповторимые. И все же - хотелось Рубцова. Требовалось". По существу, еще тридцать пять лет назад востребованный певец повернул лирику с железного пути советской поэзии на стезю воскрешенной национальной поэзии, расслышал даже за формотворчеством "печальные звуки, которых не слышит никто":
Звон заокольный и окольный,
У окон, около колонн, -
Я слышу звон и колокольный,
И колокольчиковый звон.
Эта органичная слиянность небесного и земного, гражданственного и сокровенного, трагического и детско-восторженного делает поэзию Рубцова до того родной и необходимой, что многие из сонма его читателей, несмотря на общий спад интереса к поэзии, начинают петь стихи на свой лад, подчиняясь той музыке, которая и называется подзабытым словом - гармония.
|