Канонизация

КАК НАМ НАДО ВЕСТИ СЕБЯ В ПРЕДДВЕРИИ СОБОРА?
В.Н. Тростников

Скоро произойдет важное для России событие. Тринадцатого августа будет созван Архиерейский Собор Русской Православной Церкви, который рассмотрит вопрос о причислении к сонму святых нашего последнего императора Николая Александровича Романова, убитого в июле 1918 года. 
Акты канонизации нашей Церковью в последние годы неоднократно, но ни один вопрос из них не вызвал такой общественной реакции, как этот, хотя он является пока лишь предполагаемым. Чем ближе мы подходим к тому моменту, когда коллективный разум собравшихся в храме Христа Спасителя епископов одобрит или не одобрит предположение о канонизации, тем сильнее накаляются страсти, тем громче высказывают свои мнения, советы и наказы самые разные люди, тем яростнее разгораются споры. И это плохо. Эмоции неотделимы от человека, но когда они перехлестывают через край, получается больше вреда, чем пользы.
Волнуются сейчас все - и верующие, и неверующие, но причины волнения у них разные. Атеисты подходят к вопросу о церковном прославлении Николая II с чисто политической точки зрения. Никак иначе они воспринимать его не могут, поскольку в царе они видят просто высшего администратора, самого большого начальника в государстве. Для них и сама Церковь есть политический институт, только особого рода - сохранивший в себе древние традиции. Принятие ею определения о канонизации последнего государя будет означать в их глазах лишь то, что она одобряет его государственную деятельность, выставляет ему хорошую отметку за то, что он сделал для России за время своего правления. И в своем подавляющем большинстве атеисты категорически против того, чтобы оставить царю эту отметку, поэтому их крики есть в основном крики протеста и возмущения. Их позиция легко объяснима: ведь атеистами у нас остались главным образом убежденные коммунисты-ленинцы, у них всегда была ненависть к "царизму", к которому они добавляли прилагательное "проклятый". Но о них мы здесь говорить не будем, пусть они сами обсуждают свои проблемы в каком-нибудь другом печатном органе. Нам нет смысла учитывать их мнение в этом серьезном деле, так как оно некомпетентно. Так что все, что мы будем говорить дальше, касается только православных христиан или тех, кто хочет быть таковыми.
Православные люди у нас почти все "за", тем не менее в их стане тоже стоят крики. Их причина - усердие не по разуму, артефакт нашего неофитства. Религиозное мировоззрение получило у нас право публичного выражения сравнительно недавно, и разум верующих несколько отстал от их чувства, не успев еще перейти в подлинную христианскую мудрость, неразрывно со смирением и твердым упованием на Бога, а не на "сыны человеческие". Это, конечно, пройдет, но надо стараться, чтобы прошло поскорее.
Сторонники канонизации сильно нервничают, боясь, что она не состоится не так, как им хочется, что будут приняты не те формулировки, которые кажутся им единственно правильными. Поскольку каждый отстаивает свою формулировку, между ними идут бесконечные дискуссии. Они говорят, что надо прославить царя не только как мученика, но и как великого святого по жизни; другие настаивают на том, чтобы в церковном определении ни в коем случае как "цареубийство"; третьи требуют, чтобы в этом определении о царе было сказано: "от жидов умученный". Если дело пойдет так и дальше, последствия могут быть самыми печальными: распри будут истолкованы как неготовность мирян и канонизация, и она будет отложена.
Оказывать давление на Церковь так абсолютно недопустимо. Неужели мы не верим, что на собравшихся вместе архиереев снизойдет Святый Дух и подскажет им правильное решение и самую точную его формулировку? Подсказывать те или иные фразы Собору - значит подсказывать Святому Духу. Другое дело - молиться о том, чтобы Дух сошел на Собор и вразумил его участников - это мы можем и должны делать, и только в этом подобает нам выражать свою заинтересованность и свое христианское рвение. Полное доверие к Церкви со стороны ее чад - испытание их на верность. И только пройдя это испытание, можно двигаться дальше.
Одним из главных откровений Евангелия является весть о том, что в будущей жизни произойдет разделение людей на тех, кто станет по левую руку от Господа и пойдет во тьму внешнюю, и тех, кто станет по правую руку и пойдет в Царство Небесное (Мф 25, 33). Критерии такого разделения нам до конца неизвестны, и это нормально, ибо Бог сказал: "Мне отмщение и Аз воздам" (Рим 12, 19). В частности, ни об одном конкретном усопшем, как бы хорошо и подробно нам ни были известны его грехи, никто не может утверждать наверняка, что он пошел в ад. Но о том, что некоторые христиане вошли в Царствие, Господь иногда благоволит нас сообщить, делая это устами своей Церкви. Церковь возвещает об этом в акте канонизации. Он есть не "назначение" нового святого, а всего лишь констатация факта его нахождения в кругу, который имел место до канонизации и независимо от нее, но до времени был от нас скрыт. Господь просвещает Церковь Святым Духом, и она обретает способность увидеть нам невидимое, а именно то, что данное лицо стоит в ином мире по правую руку от Бога, и объявляет об увиденном своей пастве. Таким образом, если канонизация царя состоится, это будет ничем иным, как достоверным подтверждением того, что царь, нравится это кому-либо или не нравится, находится вблизи от Бога. Если же ее не произойдет, вопрос о его местонахождении останется открытым.
Во втором случае нам снова нужно будет набраться терпения и ждать. В первом же случае перед нами сразу встанет вопрос: а почему император Николай II взят Богом в свои чертоги? Анализируя его поступки, мы не найдем в их бесспорных для этого основания. Да, он был честным, порядочным человеком, верил в Бога, являлся образцовым семьянином, заботливым и любящим мужем и отцом. Но это все-таки достаточно распространенные достоинства. Это положительные качества, но они естественны, они не кажутся "безумием для эллинов" и не представляют собой "соблазна для иудеев"; а чтобы стать святым по жизни, надо умертвить в себе все естественное, ибо оно срослось с первородным грехом, и воспитать в себе "вышеестественные" качества - признаки неотмирности, наиболее полного стяжения которых достигают своим нечеловеческим крестным подвигом юродивые во Христе. Конечно же, ничего такого у Николая Александровича не было, и те его поклонники, которые во что бы то ни было стараются доказать, что его поведение было поведением святого, оказывают услугу его противникам, так как такие "доказательства" легко опровергнуть и высмеять. На этом поле мы заведомо проиграем. Говорить же о политике царя как о факторе, снискавшем ему святость, вообще абсурдно, ибо если бы даже заслуги его земного правления были грандиозными, это ни на волос не приблизило бы его к Царствию небесному, так как туда поднимает человека не внешнее, а внутренне дыхание. И когда мы отбросим одно за другим ложные объяснения, у нас, как и у Церкви, останется лишь одно убедительное объяснение: причиной нахождения последнего государя близ Бога является то, что он быль не простым человеком, а царем и именно за это принял страдание и смерть, т.е. был царем-страстоцерпцем.
Царь - это, во-первых, монарх. Монархия в переводе с греческого - власть одного. По мнению Аристотеля, который первым классифицировал формы верховной власти, монархия - наилучшая из всех форм. Почему? В свете православного учения о Боге и человеке можно дать на этот вопрос гораздо более точный и ясный ответ, чем это мог сделать Аристотель.
Великое достоинство монархии заключается в том, что она и только она способна снять антагонистическое противоречие между индивидом и социумом и тем самым обеспечить возникновение монолитного гражданского общества. Это противоречие весьма существенно. Иногда говорят, что индивид - это "Я", а социум - это "Мы". Это неверно. Социум представляется входящему в него индивиду не как радушно принимающие его в свои объятия "Мы", а как недружественные и пугающие "Они". Это создает стрессовое состояние, известное психологам как подростковый или юношеский негативизм. Первопричиной дискомфорта служит здесь инстинктивное опасение молодого "Я", что "Они" растворят его в себе и уничтожат как личность. "Я" может соединиться только с другим "Я", которому оно говорит "Ты", и это соединение радостно. Так вот, в монархии существует универсальное "Ты", одно и то же для всех населяющих страну 2Я", и оно как раз и есть монарх. Но весь фокус в том, что, будучи носителем верховной власти, это "Ты" виртуально содержит в себе весь подчиненный ему народ, поэтому, соединяясь с ним, "Я" соединяется и с "Они". Монарх, по сути дела, есть олицетворенный социум, а раз социум олицетворен, т.е. имеет лицо, соединение с ним не вызывает отрицательных эмоций.
Тут имеется полная аналогия с законным браком, который снимает инстинктивный страх индивида перед вступлением в родовую жизнь, его нежелание превращаться в чисто биологическое соединительное звено между предками и потомками. Когда человек вступает в супружество, неведомые и безликие "Они" прошлых и будущих поколений исчезают и остается единственная "Она" или единственный "Он", в которых в то же время виртуально присутствует весь род. Через "Ты" избранницы или избранника и происходит спокойное вхождение в родовую жизнь.
Браки, как известно, заключаются на небесах. это относится к соединению не только мужа и жены, но также монарха и его подданного. В обоих случаях без получения санкции вечного и неизменного инобытия соединение не сможет быть устойчивым. Поэтому у всех народов во все времена существовала какая-то форма сакрализации брака и сакрализации носителя верховной власти, соответствующая уровню их религиозного развития. Это подтверждается анализом сюжета волшебной сказки, который в главных чертах всюду одинаков. Герой живет в "некотором царстве, некотором государстве", где все ему не нравится. Однажды он прощается с родителями и уходит в "тридесятое царство" фольклористы доказали, что это потусторонний мир. Там ему оказывается всякая поддержка, благодаря чему он убивает Кащея, возвращается домой, женится на царской дочери и сам становится царем. По этому случаю устраивается буйный пир, и в государстве воцаряется мир и покой, позволяющие жить-поживать и добра наживать. Ясно, что эта сказка есть нечто иное, как аллегорическое описание таинства коронации. Как наш удельный князь XIV не мог быть полноправным князем. Не получив в Орде ярлыка на княжение, так и монарх только тогда может стать царем, когда он принесет мистический "ярлык" на царствование из мира абсолютов. Персонификация власти делает народа нацией, религиозное освящение носителя власти делает нацию, по идее, вечной. А поскольку лишь православная религия сохранила в себе полноту Христовой Истины, то наилучшим из всех возможных типов общественного жизнеустроения является Православная Монархия.
Если канонизация царя-мученика состоится и через нее мы узнаем, что он взят Богом к себе, это будет доказательством того, что он был подлинным Божьим Помазанником, что его венчание на царство, которое в тоже время было его венчанием с каждым из нас, имело онтологический, а не психологический статус. Ведь ни по какому другому признаку, кроме этой отмеченности, сугубой благодатью помазания на царство, влекущей сугубую, нерасторжимую связь с Богом, оказаться там он не мог. А это будет означать, что мы убили не "гражданина Романова", а священную особу. Вот тогда-то и появится у нас предмет покаяния, которого пока еще нет мы все время кричим о необходимости покаяния, а в чем нам, собственно, каяться? В том, что мы убили хорошего человека? Да их убивали, убивают и будут убивать сотнями и тысячами. А каяться в поднятии руки на того, о ком Бог сказал "Не прикасайтеся к помазанным Моим" (1 Пар 16, 22) - это уже конкретно. Для конкретности покаяния нам и нужна канонизация. А пока она не состоялась, нам надо прекратить все споры и жить в молитвенном ее ожидании.