Невыдуманные истории

У меня не было денег на хлеб. До пенсии оставалось еще дня три. Я взял из книжного шкафа, почти не глядя, две книги и направился к метро.
Апрельский день обнажал свой золотистый покров, неохотно уступая место синим сумеркам. Век бы смотрел на это чудо, однако с тех пор, как обещанная спокойная старость отодвинулась в неведомую даль, красота для меня, не в пример продуктам, стала падать в цене. Я думал о том, купят ли у меня книги? На переходе от "Театральной" к "Охотному ряду" мне понравилось место - выступы в стене на уровне груди. Я положил туда книги и уставился на прохожих.
Люди шли отрешенные, вовсе невидящие меня; мелькали лица и сострадающие, и просто любопытствующие, попадались и веселые - это молодые парни: "Гля! Гля! Дед, как мораторий, а туда же - безмен-сен!". В десяти шагах от себя я увидел женщину - худую, бледную, в забытьи. Когда бросали денежку в ее коробку от молока, она невесомо поднимала руку и молилась за народ. Сквозь гул машинный и людской приплыл ко мне звук трубы. Какой-то бедолага в грохочущем каменном горле добирался до сердца человеческого. Целая шеренга продавцов (пожилые и молодые) стояла с газетами. 
От общего потока отделилась женщина средних лет с тяжелой сумкой, в которой тесно стояли толстые батоны. Наверное, на всем белом свете нет древнее и прекраснее еды, чем этот благоуханный хлеб! Женщина быстро пробежала глазами по названиям книг и вежливо отошла прочь. Минут тридцать простоял я возле двух своих книжек. Заныли ноги. "Что ж, придется ретироваться пустобрехом", - подумал горько. Вдруг вижу: старик, довольно плотный, повыше среднего роста, в изрядно поношенном пальто, хотя и чистом, встал возле. Он был, думаю, лет на пятнадцать моложе меня (за моими плечами сиротливо клонились две восьмерки). По опыту я знал: непременно спросит - участник ли войны? На каком фронте воевал, а если нет - то почему? Велика ли пенсия? И прочие подробности. Однако старик только спросил: "Тяжко?" Слово это прошумело, как клеть, падающая в шахту, и вижу в глазах с красными прожилками строгость, словно Николая Чудотворца на иконе, а еще вижу в них такую боль без конца и края, что сдержать ее надо силу неимоверную - боль за всех нас, стариков...
Кто он? Похоже, духовный сан имеет, однако, нет на нем ни бороды, ни усов, по выправке же - бывший военный. И хоть по годам он меня явно не старше, но чувствую, что старше по запасу ума и сердца своего. Стою, до боли оглушенный единственным его словом: "Тяжко?" Старик мельком взглянул на мои книги, и тень печали легла на его лицо. Понимаю, что помог бы он мне непременно, да сам - нищий...
"Господи! - воскликнула душа моя. - Брат мой! Ты и без денег дорог мне, коли нашел в сутолоке этой время пожалеть меня!"
И сразу посветлело вокруг!
Старик вдруг низко поклонился мне и пошел. Этого я и вовсе не ожидал. За что мне, грешному, поклон? Уходя, старик сгорбился, а перед этим был прям и строен. Он как будто снял груз с моих плеч и взвалил на свои.. Мне стало легче - ему тяжелее.
Я собрался уходить, хотел было кинуть книги в сумку, как вдруг какой-то парень подошел и купил их. Я был так рад ему! Мне тогда подумалось: это тот старик незримо толкнул парня.
На другой день я пошел в наш универсам, купил хлеба, молока и кусочек сливочного масла. Неподалеку от универсама расположился овощной базарчик; отсвечивая оранжевым загаром, манила к себе горка апельсинов на лотке. У меня осталось немного денег, и я смело шагнул вперед. Перед лотком стояла молодая женщина в светлом плаще; что-то купила и расплачивалась. Пару раз она бросила взгляд в мою сторону, похоже, чем-то была раздражена. Смотрела она не столько на меня, сколько на мои ботинки. Должен признаться: я иногда начищаю носы своим "бульдожьим" туфлям. На солнце они здорово блестели.
- Пожалуйста, два апельсина, - сказал я. 
Женщина в светлом плаще что-то буркнула продавщице. Та положила в пакет примерно килограмм апельсинов и протянула их мне. Наверное, на моем лице отразилась досада от ошибки, и я повторил: "Мне два апельсина". Продавщица показала рукой на покупательницу и подтвердила: "Это она вам".
В этот миг женщина повернула ко мне лицо, и на нем, милом, я увидел даже не просьбу, а мольбу - взять подаяние. Я от смущения замешкался, а она сказала:
- Да что вы?! Такой пустяк... Вы такое сделали... - Я понял: она имела в виду ветеранов Великой Отечественной войны. Свободной рукой она изобразила в воздухе овал, похожий на очертания России.
...Я пошел к своему дому, полный надежд и светлых мыслей: не потеряется, не сгинет Россия, возродится!