Русская линия

крест
Русский дом, №6. Оглавление


Страницы истории

СОТНИК
М. М.Горымов 

Небольшая московская квартира. Мой собеседник Александр Сергеевич Медведев - скромный и располагающий к себе человек. Встреться я с ним где-нибудь на улице, ни за что бы не поверил, что этот разведчик сумел внедриться в центральный штаб бендеровцев, пробыл там более девяти лет, стал сотником по особо важным поручениям и немало способствовал разгрому бендеровских банд. Его опыт, учитывая существования до зубов вооруженного бандитского подполья в Чечне, поистине бесценен.
- Александр Сергеевич, вы коренной москвич, русский, как получилось, что вам было дано такое задание?
- Это долгая история. Родился я в 1922 году, жили мы в коммуналке, соседями была семья с Украины, так что я с детства слышал малорусское наречие, дружил с соседскими детьми и к зрелым годам украиньську мову добре разумел. Во время войны я учился в Чугуевском летнем училище, а в марте 1943 года, перед самым выпуском, к нам приехали работники НКВД. С каждым курсантом беседовали лично. Из состава 13 эскадрилий отобрали тридцать человек, среди них оказался и я. 
В дивизии имени Дзержинского снова началась учеба, но уже другая: учили стрелять на звук, бесшумно снимать часовых, работать со взрывчаткой. В сентябре 1944 года нам была поставлена задача внедриться в одну из бендеровских банд, действовавших в Острожском районе Ровенской области. Было нас одиннадцать человек. Легенда была такая: мы дезертиры, сбежали из тюрем, перебив охрану и захватив оружие (оружие нам дали разношерстное: у кого - автомат, у кого - винтовка, у кого - наган). Вырыли в лесу землянку и стали бродить по деревням. Зайдешь в хату, заберешь немного картошки, в другой - семечек, в третьей - шматок сала. Брали только продукты, население старались не обижать. В одном селе зажиточный куркуль усадил нас за стол, накормил, напоил и после сказал: "Вот, что, хлопцы, буду вас кормить, но, когда понадобится, то и вы мне подсобите". Мы киваем. Прошло несколько недель, и как-то вечером прибегает в лес наш куркуль и говорит: "Из района в село едут уполномоченные собирать налоги, турните их". Двинулись в путь. Уполномоченных охраняет как минимум рота НКВД, а нас - всего одиннадцать. Вышли на окраину леса. Перед нами село, до него метров двести открытого пространства. Посовещавшись, решили разбиться на три группы. Первая двинулась, две другие за ней наблюдают. Выждав немного, двинулась вторая. Настала наша очередь. Тут куркуль, который шел с нами, потерял остатки храбрости, затрясся, - пришлось оставить его в лесу. Двинулись к деревне втроем: я, Жора Волошин и Сережа Власов. Уже преодолели половину пути, когда на дороге показались повозки. Впереди колонны, оторвавшись метров на триста, катила бричка. Когда она поравнялась с нами, из нее вылезли две девушки и направились в нашу сторону. Разглядели нас, заросших, бородатых, вооруженных, встали, как вкопанные. Мы их тоже разглядели: это были Вера Дмитриевна, инструктор Острожского райкома комсомола и Ольга Шиф, сотрудник НКВД. Недолго думая, я вскинул винтовку и выстрелил чуть выше головы Веры. Она вскрикнула и свалилась замертво, а Ольга с криком "Бендеровцы! Бендеровцы!" бросилась бежать. Возница погнал лошадей к колонне, за ним бежит Ольга. Мы бросились в другую сторону. У крайней хаты залегли. Колонна стояла; видимо, командир не знал, штурмовать село или отступать. Наконец от колонны отделилась та самая бричка и помчалась к нам. Красноармейцы подняли Веру, положили на сиденье, после чего бричка двинулась обратно. Через некоторое время колонна ушла. Командир решил не ввязываться в бой. Дождавшись, когда они скрылись из виду, мы вернулись на базу. Настроение скверное, я хоть и мимо стрелял, а все-таки... Вдруг девчонка умерла от разрыва сердца? Молчим, между собой не разговариваем. Вечером приходит куркуль, довольный: "Хлопцы, как вы их турнули! Да еще бабу-комсомолку подстрелили! Идемте, тут недалеко, там переночуете". Привел нас в другую деревню, там в хате уже стол накрыт: окорока, копченая колбаса, самогонки море. Раньше нас так не кормили. Куркуль сказал, что утром придет, ну а мы сели, выпили да закусили. Часа три, наверное, прошло. Вдруг из-за пристройки выходит человек. Это был Дыркач, сотник Острожского куреня. Все это время он внимательно за нами наблюдал. Ну, а мы вели себя соответственно, разговаривали только по-украински. 
- Значит, по легенде вы все были украинцами? - перебиваю Александра Сергеевича.
- Да, у бендеровцев было так: смерть жидам, москалям и полякам.
- Ну, а если, скажем, из тюрьмы сбежал политзаключенный, репрессированный, сын кулака, который ненавидит советскую власть?
- К стенке поставили бы сразу без разговоров. 
Ну вот, значит, сел Дыркач с нами за стол, выпил и сказал: "Кончилось ваше блуждание по лесам, беру вас к себе в сотню. Утром собирайтесь".
Наутро пришли в лес. Острожским куренем командовал бендеровец по кличке Жук. Нас встретила толпа любопытствующих: одеты все с иголочки, в новенькой бендеровской форме, в сапогах. "Слава Украине!" - кричат. Мы в ответ: "Героям слава!" Раз против москалей борются, значит, герои. База у них обустроена основательно: баня, госпиталь, хозяйственные постройки, склады. Помылись, получили новенькую форму. 
Бендеровское движение создавалось с размахом, на них работали все. Все жители деревень были повязаны: одна семья шинели шила, другая клепала пуговицы, третья - тачала сапоги. Даже старую бабку какую-нибудь одинокую и ту к делу пристраивали: "Вот тебе, бабка, поросенок, вот корма, к осени представишь нам свинью". Во главе села стоял господарчий. Село выставляло чету, то есть взвод, чета делилась на три роя (отделения). Три села были объединены в станицу и выставляли сотню. Во главе станицы - станичный. У господарчего своя заместительница - господарчая, жена; у станичного - станичная, у пунктового по связи - пунктовая и т.д. Держалось все на страхе, каждый житель села беспрекословно повиновался господарчему, за неповиновение - смерть. Ну и была мощная промывка мозгов, в каждом селе - свой политвиховник (политрук), который ездил по ушам малограмотным крестьянам.
Что же касается самого бендеровского воинства, так называемой украинской повстанческой армии (УПА), то она делилась на четыре группы: "Пивнич" (Волынь и Полесье), "Пивдень" (Каменец-Подольская, Житомирская, Винницкая и часть Киевской области), "Захид" (Галичина, Закарпатье и Закерзонье, - это кусок Польши), и, наконец, "Схид" (север Житомирской, Киевской и Черниговской области).
Каждая группа делилась на несколько округов, округ - на 3-4 тактических района. Район - на загоны. В загоне действовало 3-4 куреня, а курень насчитывал 3-4 сотни боевиков.
Существовало также четыре провода ОУН (хорошо законсперированная передача сведений по цепочке, через связных), с помощью которых бендеровские главари осуществляли связь со своим подпольем. Подпольные группы действовали не только на Украине, но, во многих городах России. Бендеровский провод тянулся в Польшу, Литву, Германию, Венгрию, Румынию, на Кавказ и аж на Дальний Восток. Судя по сообщениям из Чечни, структурная организация бандитов очень походит на бендеровскую.
Хорошо была налажена у них и "постельная разведка". В группу "Лычико як мак" входило шесть баб-проституток, они уничтожили около ста райвоенкомов и секретарей обкомов партии, а также около 50 священников.
Вся эта мощная, продуманная, рассчитанная до мелочей система была разработана австрийцами еще в начале века. Именно оттуда берет начало бендеровское движение. Западную Украину тогда оккупировали австрияки, они вынашивали планы захвата других русских земель. Вот тогда они и начали психологическую войну, цель которой была вбить клин между малороссами и великороссами, расколоть единый русский этнос и отторгнуть от России Малороссию. Для этой цели и придумали украинскую нацию. Раньше жители Малороссии считали себя русскими. Австрийцы также придумали для бендеровцев нынешние флаг, герб и всю символику.
Когда Германия готовилась к нападению на СССР, немцы вспомнили про австрийские разработки. Венские архивы срочно перекочевали в Берлин, были тщательно изучены. Но планы Гитлера шли дальше австрийских, он мечтал расчленить русский народ не на две нации, а на сотни: на рязанскую, курскую, смоленскую, владимирскую, и так далее. Все сто карликовых наций должны были враждовать между собой. После оккупации Украины немцы создали УПА. Денег и средств на это не жалели. Когда Германию разгромили, бендеровцы пошли в услужение к новым хозяевам - американцам и их подельникам по НАТО... Видимо, неслучайно мы видим ныне молодчиков из УНА-УНСО в Чечне...
В Острожском курене, как было заведено у бендеровцев, всем нам дали клички. Меня назвали "Басмач". Через неделю я, Сережа Власов и еще пятеро бендеровцев во главе с сотником Гуцулой пошли в Оженино, разведать подходы к станции. Гуцула и "политвиховник" Вовк предложили Жуку внезапно напасть на станцию. Там были большие склады с продовольствием, их предполагалось уничтожить. Склады и станцию охраняла рота, командовал ею Коля Усов, мой друг. Мы вернулись из разведки и доложили результат. Я и Сергей заявили, что это опасная авантюра, только людей зря погубим и т.д. Естественно, нас слушать не стали. Гуцула по сравнению с нами имел весомый послужной список: бывший немецкий шпион, диверсант, благодаря ему немцы в 1941 году в июне уничтожили нашу танковую бригаду в Словуте, приданную 14-й кавдивизии. Бригаду разбомбили с самолетов, прямо в военном городке.
Станция Оженино была в шестистах метрах от леса. Мы доказывали, что на открытой местности нас встретят плотным пулеметным огнем и, умывшись кровью, придется отступить назад. Нам грубо посоветовали заткнуться. В тот же день бендеровцы пошли в деревню за продуктами, я пошел с ними. У НКВД во многих селах были осведомители. В этом селе была учительница Галина, я ей раскрылся. Сначала она мне не поверила, но я назвал фамилию ее непосредственного начальника и кое-какие подробности, о которых знали только она и он; после этого сомнения у Галины отпали.
Была, правда, опасность, что бендеровцы выступят в ту же ночь, и Галина не успеет предупредить наших. По счастью, они прособирались еще четыре дня. Это их и погубило. Все произошло, как мы предсказывали: при подходе к станции бендеровцев встретил шквальный огонь, они бросились назад, но от леса их отрезали, окружили и уничтожили. Около сотни попало в плен.
На базу вернулось всего семнадцать человек, из них одиннадцать - наша группа. На вопрос, как мы уцелели, мы сказали, что с самого начала держались вместе; при первых выстрелах упали на землю и затаились. А когда бой сместился в лес, отползли к железной дороге и ушли. После этого Гуцулу, Жука и Вовку сняли с должностей, а мы с Сергеем, наоборот, пошли на повышение... За уничтожение Острожского куреня вся наша группа была награждена орденами Красного Знамени. Потом с меня этот орден сняли.
- За что? - удивляюсь я.
- А вот это очень любопытный вопрос. Вожди нашей компартии очень неровно дышали по отношению к бендеровскому отребью. В 1955 году Хрущев выпустил всех из тюрем на волю. У многих моих товарищей поснимали боевые ордена, погоны. Генерал-лейтенанта В.П. Трубникова лишили генеральского чина, изгнали из Вооруженных сил. Он получал пенсию 34 рубля.
Я уже говорил, что один из "проводов" ОУН тянулся на Кавказ и в Закавказье. Там бендеровцы очень тесно сотрудничали с армянскими националистами. Когда я уже был сотником по особо важным поручениям главной штаб-квартиры ОУН, мне велели сопровождать бендеровского эмисара в Армению. Там он встречался со многими видными националистами. Одну из них, Сильвию Капутикян, Леонид Ильич Брежнев впоследствии наградил орденом Ленина. Эмисар должен был уйти в Турцию. Там его ждали, но до Турции не дошел, был арестован. Особой "жалостью" к бендеровцам отличались Шелест, Хрущев, Подгорный, Каганович... По моим данным, благоволели к ним Суслов и Брежнев. В 1972 году все четыре провода ОУН, разгромленные нами, были восстановлены заново...
Но я ни о чем не жалею и горжусь тем, что сражался за Россию. Да возвеличится Россия, да сгинут все ее враги!