Православный паломник

НЕЗАКАТНЫЙ СВЕТ  (Окончание)
В.Н. Крупин

Главное впечатление от Святой земли - это наши паломники. Для многих других (я не в осуждение говорю, а делюсь наблюдениями), Святая земля - объект туризма. Бесчисленные группы обвешанных кино- и фотоаппаратурой иностранцев всюду, - куда ни глянь. Израиль дорожит бизнесом туризма. Удобные, прохладные, часто двухэтажные автобусы с туалетами и телевизорами перевозят группы от объекта к объекту. Среди них, в первую очередь, магазины алмазной биржи, магазины сувениров, святые же места такие автобусы не очень жалуют, стоят в них помалу, а у ресторанов - подолгу. Опять же я не осуждаю: и есть, и пить надо, но невольно сравниваю две поездки с двумя провожатыми: одна с израильским гидом Зитой, другая с монахиней Феодосией. Зита явно, Бог ей судья, не любила палестинцев. "Смотрите, какой контраст! - восклицала она, когда мы въезжали на палестинскую территорию. - Мусор метут с одной стороны улицы на другую". Рассказывала, что палестинские мальчишки бросают камнями в израильские машины. Сказать же, что палестинцы для израильтян - люди второго сорта, она не захотела. Но ведь факт, что в Иерусалим палестинцы не могут въехать или войти, что у них другие номера на машинах, другие паспорта, что израильские патрули останавливают и бесцеремонно их обыскивают. Помню, как нашу машину останавливали и у гробницы Рахили, и при подъезде к лавре Саввы Освященного.
Но и это еще что. Зита умудрилась говорить о Христе как о мифе, как о легенде. Кстати сказать, подобных текстов я наслушался, когда жил в Вифлееме и в каждую свободную минуту бежал в храм Рождества Христова. Греки уже меня узнавали. Слава Богу, я много святых минут был один-одинешенек у Вифлеемской звезды, у яселек, куда положили спеленутого Богомладенца. Так вот, русскоговорящие гиды Израиля могли говорить своей группе: "Здесь, согласно сказанию, родился якобы (!) Сын Божий". Или: "Из этой мраморной колонны - видите пять отверстий? - из них, якобы, вылетали пчелы, которые стали жалить турецкую конницу". Или: "Этот портрет (так они, Бог им прости, называли образ Спасителя), который находится над входом в пещеру, якобы открывает глаза по особым молитвам". Но эта икона Христа над ступенями в пещеру действительно чудодейственна. Я, грешный, видел устремленные на меня глаза Спасителя. А так, обычно, они закрыты.
Когда Зита поняла, что ей досталась группа не "новых" русских, что биржи нам неинтересны, то начала усиленно рассказывать о достижениях передовой науки и техники Израиля. "Наша обетованная земля очень скудна и камениста, мы стали сами делать землю. У нас есть заводы по созданию почвы. Собираются необходимые компоненты и создается земля. В ней нет червей, но на ней все хорошо растет". Это ужас - представить искусственную землю, в которой не живут необходимые ей черви. То есть, это не земля, а синтетика. Дальше - больше. "По иудейским законам мы не едим свинину, и свиньи не могут ступить на землю Израиля. Но свинина - выгодный продукт экспорта, мы выращиваем свиней на особых помостах, поднятых над землей на пятнадцать сантиметров". Дальше еще страшней. "Посмотрите налево, видите, это наши еврейские коровы. У каждой на ноге электронный счетчик. Пастух смотрит на компьютер и видит, что корова номер такой-то не дошагала до положенного двести шагов. Он побуждает ее их проделать. Коровы полностью обслуживаются автоматически. И дойка, и кормление, - все это без участия человека". Ну, думал я, это же концлагеря для коров. Нет уж, лучше пусть будет пастух Вася, пусть он даже и с похмелья, но зато он всех своих подопечных знает. Знает, что Зорька - бодливая, а Милка может убежать на озимь, а Иволга еще не обгулялась. А сыновья пастуха Васи накопали червей и убежали на речку.
Но вернемся в Израиль. Зита уже рассказала о концлагерях для рыб. Рыбы, оказывается, приучены хвостом ударять по проволоке, тогда им выделяется порция корма. "Но наша наука идет все дальше, - я цитирую Зиту, - мы стали выращивать овощи и фрукты в необходимых заказчику формах. Например, мы выращиваем кубические помидоры. Их легче укладывать и перевозить". Думаю, такая форма, конечно, от жадности, чтоб в ящик больше вошло, во-первых, а во-вторых, это же самое настоящее богоборчество: если Господь дал помидорке такую форму, зачем же ее искажать? "Мы выращиваем клубнику и землянику в форме пяти- и шестиконечных звезд для рождественских елок"
Все-таки, думаю, ума много не надо - надеть пластиковый чехол в виде звездочки на ягодку или прозрачный кубик на помидорку, там они, бедняжки, будут силиться расти и заполнять ограниченные тюремные пределы, тем не менее Зита гордилась искренне.
Наша матушка Феодосия возила нас в автобусе менее комфортабельном, обеды наши были не в ресторанах, а сухим пайком. Но зато мы обедали на берегу Геннисаретского озера, рядышком с храмом Двенадцати апостолов. Заходили в воду и в наши ноги тыкались, как доверчивые щеночки, мальки рыбы, которая известна под названием "петровской". Матушка вместе с нами огорчалась тому, что сейчас на Фавор нельзя подниматься пешком. Она еще помнила такие времена. Как будто бы паломники своими ногами, идя по дороге или по остаткам лестницы в три с лишним тысячи ступеней, могли бы что-то испортить. Конечно, тут все дело было в наживе на паломничестве. Привозят на автобусе, высаживают, дальше - гони шекели или доллары и садись в такси на восемь человек. Шофер понесется по изгибам дороги с такой скоростью, что только и будет внизу мелькать то слева, то справа долина Иерихона, а вдалеке взблескивать полоска Иордана, так закружит голову, что выпадаешь из такси перед площадкой храма Преображения. И слышишь категоричное: "Через двадцать минут - обратно".
И все-таки! Все-таки Господь милостив: все успеваешь: и приложиться к святым иконам, и образочки купить и маслицем помазаться, и выйдя их храма, отойти подальше и лечь на сухую горячую, благоухающую цветами и травами землю, - и вот эти мгновения перекроют все огорчения и невзгоды.
Есть такая добрая шутка: паломник возвращается домой и говорит: "Я в трех морях купался: в Тивериадском , в Галилейском и в Геннисаретском". Конечно, это одно и то же море. В него, у Кинерета, втекает Иордан, и исчезает в черной пропасти Мертвого моря километров за пять от места Крещения Спасителя. К этому месту не пускают. Я попробовал скрыться от провожатых, когда они сидели на дворе монастыря преподобного Герасима, и потихоньку пошел к Иордану. Вот же он, вот, можно даже подползти. Где-то тут уходила в Заиорданье преподобная Мария Египетская, тут несправедливо обиженный лев привел в монастырь украденного льва, здесь первомученик, первомонах, первоапостол Нового времени святой Иоанн Креститель увидел идущего к нему Спасителя. Но не сделал я и сотни шагов, как раздались тревожные крики, меня вернули, и объяснили, что иорданские пограничники стреляют без предупреждения, что место Крещения Господня открывается для молебна раз в году 19 января.
Но и у Кинерета погружение в Иордан такое благодатное, такое целительное, так не хочется выходить на берег, так быстро бежит время. Только, казалось бы, батюшка читал молитвы, благословлял купание, а уже, оказывается, прошел час. Многие купаются в специальных рубашках с изображением Крещения Господня. Эти белые рубашки увозятся на родину, и в них, как кому Бог даст, православные надеются быть положенными во гроб.
Со мной на Галилейском море было явное чудо Божие, которое я сам, по своему маловерию, утратил. Очень коротко расскажу. Мы подъезжали к русской церкви Марии Магдалины, к месту, где Спаситель изгнал из Марии семь бесов. Матушка Феодосия говорила еще, что тут древние теплые ключи. А кто-то, сзади меня, знающий, сказал, что в этих ключах высокое содержание родона. Так вот, нас благословили окунуться и в море, и в эти, действительно теплые, прямо горячие, ключи. Еще я умылся из источника преподобной Марии. Уже торопили в автобус. Я прибежал в него и попросил у художника Сергея Харламова, - он всюду делал зарисовки, - посмотреть новый рисунок. И стал рассматривать и радоваться. Видел тончайшие штрихи и вдруг потрясенно понял, ощутил, что вижу без очков. Я дальнозорок, вдаль вижу как сокол, а вблизи уже без очков ни чего не могу прочесть, даже крупного шрифта. Но я видел! Видел рисунок, видел стрелки на часах, взял для проверки арабскую газету и различал даже самые маленькие буковки. Разве не чудо сотворил для меня, грешного, Господь? Я видел и вдаль, и даже лучше прежнего. Справа остались места насыщения пятью хлебами пяти тысяч, гора заповедей Блаженств, впереди и справа холмы и долины Галилеи сменялись пространствами Самарии; мысленно, представляя карту, я улетал к горе Кармил, к Средиземному морю. Краски неба и земли были чистыми и четкими. И вот, прости меня, Господи, я усомнился в милости Божией. Мне бы благодарить Господа за Его милосердие, а я, бестолковый, вспомнил фразу о высоком содержании родона в источнике и подумал: это у меня зрение от родона улучшилось. И - все. Краски стали меркнуть, линии рисунка поплыли, сливаясь в серые скопления пятен, я не различал даже стрелок на циферблате. Чудо кончилось по моей вине. Но то, что оно возможно, это точно. Ведь и апостол Петр пошел по водам, уже пошел как по земной тверди, но испугался и стал утопать. Вот так и мы утопаем в житейском море, не умея подниматься над ним, хотя эту способность Господь нам даровал. Как когда-то человеку маленького роста Закхею в Иерихоне. Закхей, чтоб видеть Спасителя, вскарабкался на дерево, и его увидел Спаситель. Так и нам тоже надо карабкаться повыше, чтоб лучше быть увиденными и услышанными Господом.
Наши паломники на Святой земле почти единственные, кто одухотворяет ее. Многие превращенные в музеи места святынь многими и воспринимаются как музеи, например, стеклянно-бетонный комплекс, взявший в плен дом Иосифа Обручника в Назарете, где возрастал Христос. Там гиды говорят об архитектуре, сюжетах росписи, о витражах, кто и когда их дарил и делал. Но наши паломники, - мы были в Галилее на Святой седмице, - всюду воспевали пасхальные молитвы. Мало того, одна из наших монахинь, матушка Иоанна, знающая, кажется, все языки планеты, пела пасхальный тропарь и на английском и на французском.
Мы улетали из аэропорта Бен Гурион. Впереди меня допрашивали русскую паломницу. Совершенно бесхитростно и честно она отвечала на все вопросы. И хотя ее, как всех нас, инструктировали, как отвечать на вопросы таможенников, она отвечала все как есть. Например, нельзя было говорить, что оставлял вещи без присмотра. Израильтяне смертельно боятся палестинских террористов, того, что в вещи путешественников могут подложить бомбу.
- Кто выносил вещи из номера гостиницы до такси? - строго вопрошал высокий русскоговорящий таможенник.
- Миленький, - отвечала женщина, - мы не на такси, мы на автобусе ехали.
- Кто выносил вещи от номера гостиницы до автобуса?
- Не помню, - честно отвечала женщина. - Такой хороший человек, такой хороший, схватил, помог донести, а сам убежал, я даже спасибо не успела сказать.
- Вы знает этого человека?
- Да если бы знать, я б хоть его потом о здравии поминала.
Таможенник сделал паузу.
- Вещи сразу внесли в автобус?
- Нет, честно докладывала женщина, - автобус опоздал.
- Вы стояли около вещей?
Женщина подумала, вспомнила:
- Нет, я с Марьей побежала проститься. 
Таможеннику уже было плохо. Он уже боялся этих двух сумок женщины.
- Это ваши вещи?
- Так, а как же, - отвечала женщина, я же их тащу.
- Положите на них руки.
Женщина послушно положила.
- Расстегните молнию на сумке наполовину.
Молнию заело, женщина тянула за язычок. Таможенник ждал.
Наконец, молния затрещала, сумка раскрылась. Показались горлышки бутылок, пучки свечей и букетик веток.
- Закройте, приказал таможенник.
Сумка не закрывалась. Я дернулся ей помочь, мне запретили. Таможенник весь покрасневший и взмокший от напряжения, шлепнул печать на выездную декларацию. Протянул женщине. Она с чувством благодарила:
- Ой, миленький, дай тебе Бог доброго здоровья, ой, какая же у тебя тяжелая работа.
И ведь она молится сейчас за него.
Чем еще удивительна Святая земля: на ней за десять дней празднуешь все двунадесятые праздники: от Благовещания до Вознесения, все Богородичные праздники, все события евангельской истории. Молитвенность наших православных является броней, за которую не проникают ни крики торговцев, ни атеистический комментарий гидов, ни обираловка на всех углах и во всех гостиницах, - ничего. Мы на Святой земле, слава тебе, Господи! Самые горячие молитвы возносятся через лазурное палестинское небо к престолу Господню из уст православных. Сколько записочек о здравии и упокоении подается во всех монастырях! Православные не делают различия, какая конфессия юридически владеет храмом в том или ином месте, православным главное: здесь был Спаситель, здесь произошло евангельское событие. Кто владеет церковью, католики, бенедиктинцы, франсисканцы, греки - неважно, везде православные молятся и плачут. Конечно, обидно, что годы разделения Русской Церкви привели к тому, что Зарубежная Русская Церковь утратила многие святыни, но, слава Богу, все потихоньку возвращается.
Много раз я невольно замечал, как наши паломники старались хоть чем-то да помочь Святой земле. Видел, как две женщины торопливо собирали мусор с дорожек у католического монастыря, видел, как помогают старушке в Кане Галилейской таскать воду к цветнику. Можно ли себе представить в такой роли любого туриста из любой страны? (Я говорю не в осуждение). - Это же не входит в круг их обязанностей.
С нами были батюшки из Ставрополя, Краснодара. Они привезли много свечей, и в Храме Воскресения, - это второе название Храма Гроба Господня, - поставили их у Гроба, у камня помазания, особенно у Голгофы. Пламя осветило внутренность храма все сильнее, и дежурный грек, что-то сказав весело, пошел и стал выключать электричество. Монахиня мне перевела его слова: "Так много света из России, что можно обойтись без искусственного освещения".
Святая земля! Был ли я в тебе? Или это было видением? О, если б оно повторилось!