ПАТРИОТИЗМ - ПУТЬ К
ВНУТРЕННЕЙ СВОБОДЕ
В. Н. Тростников
(К 140-летию со дня смерти Константина
Сергеевича Аксакова)
С чего начинается родина? - спрашивается в
песне. Конечно же, не с картинки в букваре: она
начинается много раньше любого букваря. Человек
либо уже рождается с чувством родины в душе, либо
оно дается ему в первые месяцы жизни, не
оставляющие в нем никаких воспоминаний. Это
можно подтвердить косвенно. Приглядитесь к
бессловесному младенцу. Вот мать взяла его на
руки - он расплывается в смешной улыбке и
довольно воркует: сейчас он на родине. Вот его
положили на диван и вышли из комнаты - личико его
сморщивается, и он начинает кричать: он на
чужбине. Родина - это то, где ты в безопасности и
где тебя любят. Ее смутный образ возникает в нас
вместе с сознанием своего "я", и в дальнейшем
этому идеальному образу надо лишь соединиться с
чем-то реальным, находящимся в чувственно
воспринимаемом мире. Этот механизм
"импринтинга", или "запечатления" был
открыт и описан нобелевским лауреатом Конрадом
Лоренцом на животных, а если уж чувство
патриотизма есть у животных, то как ему не быть у
человека? И та вещественная родина, которая
связывается в сознании ребенка с невещественной,
бывшей в нем еще до этого, по мере развития его
как личности расширяется. Сначала это мама, ее
голос и облик, затем ближнее окружающее
пространство с его спецификой, которое дитя
осваивает так же постепенно, как щенок осваивает
двор, выползая каждый раз из своей будки все
дальше и дальше.
Счастлив тот, у кого это запечатляемое в качестве
родины пространство оказывается природой с ее
травами, деревьями, жуками, бабочками и цветами, о
которых св. Иоанн Кронштадтский говорил, что это
остатки рая на земле. Царство природы и вправду
ближе всего к Царствию Небесному, которое
Господь тайно показывает нам в раннем
младенчестве, воспламеняя нашу к нему любовь, а
потом переадресовывает ее к тому месту на земле,
где мы родились и где должны пригодиться. В этом
случае чувство родины материализуется с
максимальной полнотой и становится тем исходным
внутренним переживанием, на основе которого
раскрываются такие человеческие достоинства,
как доброта, великодушие, а главное - творческая
сила. Недаром почти все наши великие писатели
росли в деревне: Пушкин в Захарове, Лермонтов в
Тарханах, Тургенев в Спасском-Лутовинове,
Толстой в Ясной Поляне, Гоголь в Васильевке, Блок
в Шахматове, Есенин в Константинове.
Аксаков Аксаков в этом смысле не был исключением.
Первые девять лет его жизни протекли на лоне
прекрасной дикой природы Уфимской губернии,
которую он осваивал под руководством своего
мудрого отца, автора "Записок об уженье
рыбы", "Записок ружейного охотника" и
"Рассказов и воспоминаний охотника", Сергея
Тимофеевича Аксакова. Константин Сергеевич
обожал отца, и можно сказать, что он стал для него
одушевленной частью родины. Он не расставался с
отцом до самой смерти последнего, так и не заведя
собственной семьи, и пережил его всего на год с
небольшим.
Костя Аксков рос как бы крестьянским мальчонкой -
чистым, бесхитростным, открытым всякому добру, и
сердцем своим остался таким до конца дней. Что же
касается ума, то он развивался у него иначе, чем у
его сельских товарищей, - он овладевал
иностранными языками, обучался истории и
литературе. В 1826 году Аксаков переехал в Москву,
где, как это было принято тогда в дворянских
семьях, стал получать уже чисто европейское
образование, которое продолжил в Московском
университете. Хорошо это было или плохо? Вопрос
этот по своей сути тот же, что поднимается
сегодня учителями православных лицеев и
гимназий и родителями детей: надо ли преподавать
предметы, олицетворяющие современную безбожную
"цивилизацию", - скажем, компьютерную
технику? Большинство участников обсуждения
считает, что надо: ведь когда дети вырастут, им
придется жить в этом мире, и нельзя, чтобы они
чувствовали себя в нем неполноценными людьми.
Это - резонное соображение, и подобное ему можно
было высказать и полтораста лет назад, ибо,
нравилось это кому-нибудь или нет, Россия
пожелала так же уверенно чувствовать себя на
территории европейской культуры, как на своей
собственной. Да, в этой культуре было много
соблазнов и лжи, но от них нельзя было
искусственно изолироваться - их необходимо было
преодолеть. Пример Константина Аксакова
показывает, что именно является вернейшим
залогом такого преодоления: любовь к родине.
Переболев Гегелем, Аксаков стал еще здоровее, чем
до этого. Он отбросил в классической немецкой
философии все, уводящее от истины, и взял от нее
то, что действительно было ценным - выразительный
и точный категориальный аппарат метафизического
анализа, нейтральный к содержанию, а потому
обладающий универсальной применимостью, и
применил его в своих исследованиях по русской
истории, которые для нас неожиданно стали
сегодня очень интересными - куда интереснее
сочинений Гегеля. Это связано с тем, что по своей
проблематике они сделались актуальными для
разрешения того кризиса, в котором находится
сейчас историческая наука.
Природа этого кризиса проста. Получилось так, что
наряду с ортодоксальной концепцией
исторического процесса, признающей главными его
движущими силами "интересы", т.е. стремление
отдельных лиц или социальных групп к власти и
богатству, в последнее время оформилась
параллельная ей другая концепция, в той или иной
степени подчеркивающая пневматологичность
истории, то есть действие в ней духовного
фактора. Сегодня ее нельзя уже игнорировать, так
как в ее разработке принимали участие весьма
знаменитые ученые. Более того, всякому
серьезному исследователю теперь приходится
выбирать между этими двумя концепциями, так как
попытка сесть между двух стульев как раз и
создает кризисную ситуацию. А когда историк
начинает знакомиться с альтернативным подходом,
он вдруг обнаруживает, что ее зародыш содержался
еще в статьях Константина Аксакова, написанных в
середине девятнадцатого века.
В этих публикациях Аксаков проводит два важных
различения между понятиями, которые прежде
считались синонимами: между "семьей" и
"родом" и между "страной" и
"государством". Он выражает сомнение в том,
что род есть та же семья, только большая.
Размышляя над этим дальше, он приходит еще более
решительному выводу: род и семья противостоят
друг другу, и первый старается ослабить вторую и
подчинить ее себе. Он был убежден, что
исторический материал подтверждает такое
заключение. Не оспаривая этого, добавим, что его
подтверждает и материал современный: нынешние
сицилийские мафиозные группировки США,
представляющие собой типичные родовые
сообщества (кланы), хотя и не отрицают, что
входящие в них семьи могут иметь собственные
интересы, но лишь до тех пор, пока они не
затрагивают интересов клана, - в этом случае они
могут безжалостно уничтожить всю семью или дать
приказ одним ее членам убить других, который
безропотно исполняется.
Семья чувствует себя нормально не в клане, а в
общине, которая, по Акскакову, есть совокупность
соплеменников, имеющих общие традиции,
одинаковые понятия о добре и зле и единую веру.
Если говорить о Руси, община здесь есть
православный народ, или страна. Главное, чего
хочет этот народ, к чему стремится всей своей
душой, то есть что является целью существования
"страны", - это "тихое и безмолвное житие
во всяком благочестии и чистоте", о котором
миряне молят Бога в сугубой ектении. Клан с его
междоусобицами не обеспечивает такого жития,
поэтому ему на смену при молчаливом одобрении
народа приходит государство. Оно берет на себя
функцию внешней охраны сокровенной жизни
"страны", но не сливается с нею, оставаясь
для нее народной данностью. Эти свои мысли
Аксаков кратко изложил в записке, поданной в 1855
году только что взошедшему на престол Александру
Второму:
"Русский народ государствовать не хочет... Он
хочет оставить для себя свою не политическую,
свою внутреннюю общественную жизнь, свои обычаи,
свой быт - жизнь мирную духа... Не ища свободы
политической, он ищет свободы нравственной жизни
внутри себя... Как единый, может быть на земле
народ христианский (в истинном смысле слова), он
помнит слова Христа: воздайте кесарева кесареви,
а Божия Богови - и другие слова Христа: Царство
мое несть от мира сего; и поэтому, предоставив
государству царство от мира сего, он, как народ
христианский, избирает для себя иной путь - путь к
внутренней свободе и духу, к Царству Христову:
Царство Божие внутрь вас есть".
Как мы видим, у Аксакова историю творит в
конечном счете народ, но не так, как материальная
сила, а как духовное существо. Именно дух народа
является исходным фактором, наращивающим на себя
соответствующую политическую оболочку.
Поскольку на земле живут разные народы, эта точка
зрения близка и "цивилизованному" подходу,
восходящему к Данилевскому (см. статью о нем в
предыдущем номере "Русского Дома") и к
политической доктрине "многополюсного
мира", которую недавно совместно
провозгласили лидеры России и Китая. А ведь
Аксаков не был каким-то особо гениальным
человеком. Что же позволило ему подобраться к
истине, которая вполне открылась лишь много
времени спустя? Как это ни удивительно - любовь,
обладающая свойством просвещать ум и делать
верной интуицию, а именно - любовь к своей родине.
Она открыла Аксакову глаза не только на предмет
своей любви, на Россию, но и на все
мироустройство. Это очень поучительно. Сколько
бы вещей мы с вами поняли правильно, если бы имели
хотя бы с горчичное зерно любви к своему
Отечеству...
А может, это зерно и есть в нас, и только
беспрерывная русофобская пропаганда продажных
СМИ не дает ему прозябнуть? |
