|
ОБОСТРЕННОЕ ЧУВСТВО ПРАВДЫ
В.Н.Тростников
Как писал Николай Николаевич Страхов в своей книге "Россия и Европа", Николай Яковлевич Данилевский сформулировал "новый взгляд на всю историю человечества, новую теорию всемирной истории". Время подтвердило правильность этой оценки: современная историческая наука пошла по пути, намеченному Данилевским, хотя благодарности он не получил. Не только западные, но и многие наши ученые изображают его то последователем славянофилов, то учеником немецкого историка Генриха Рюккерта. Ни то, ни другое не верно.
В биографии этого человека, 115 лет со дня смерти которого исполняется в нынешнем ноябре, трудно найти ключ к объяснению того, как сформировался в нем дух ниспровергательства и новаторства. Сын заслуженного генерала, Николай Яковлевич Николай Яковлевич Данилевский вырос в среде провинциального дворянства Орловской губернии, отличавшейся как раз традиционализмом, учился в привилегированном Царскосельском лицее, усердно изучал ботанику в Санкт-Петербургском университете. Из любознательности стал ходить на "пятницы" Петрашевского, и когда кружок был разгромлен, попал в Петропавловскую крепость. Там он пробыл три месяца и был выпущен за отсутствием состава преступления. Дальше началась его вполне лояльная государственная карьера: под руководством знаменитого академика Карла Максимовича Бэра, основателя научной эмбриологии, он участвовал во многих экспедициях, изучая природные ресурсы России. одним из результатов этих исследований была разработка им законодательства по рыболовству во всех водах Европейской России, действовавшего до самой революции 1917 года. Поселившись на южном берегу Крыма, он много сделал для уничтожения там опасного вредителя виноградников - филоксеры. При такой успешной службе люди, даже склонные в молодые годы к инакомыслию, успокаиваются и становятся твердыми конформистами. Но Данилевский им так и не сделался: уже в последний год жизни он опубликовал свою наиболее критическую работу, в которой ниспровергалась уже тогда признанная всеми неоспоримой научной истиной (официально или неофициально) дарвиновская теория происхождения видов. Объяснение в том, что Данилевский не был инакомыслящим в том смысле этого слова, какой был принят в 1970-х годах, - это был не Синявский и не Сахаров. У него не было стремления во что бы то ни стало возражать мнению большинства (чем еще грешил Лев Толстой), у него были просто редкостная самостоятельность мысли и обостренное чувство правды, делавшие его совершенно неподверженным гипнозу господствующей парадигмы.
Сходство между Данилевским и славянофилами состоит лишь в том, что и они, и он любили Россию. Но если брать за критерий патриотизм, то и Петр Великий попадает в славянофилы, хотя он был типичным западником. Хомяков и Киреевский любили не только Россию, но и Европу и призывали русских идти собственным историческим путем отчасти для того, чтобы сохранить сердечную теплоту, которую впавший в рационализм Запад теряет, и когда он совсем оледенеет, вернуть ему эту теплоту. У них Россия была Гердой, призванной спасти своего замерзающего брата. Данилевский же считал воссоединение России с Европой принципиально невозможным. На это различие указал Владимир Соловьев: "Те (славянофилы. - В.Т.) утверждали, что русский народ имеет всемирно-историческое призвание как истинный носитель всечеловеческого окончательного просвещения; Данилевский, напротив, отрицая всякую общечеловеческую задачу в истории, считает Россию и славянство лишь особым культурно-историческим типом, однако наиболее широким и полным". Что же касается Рюккерта, то в его "Всемирной истории" действительно присутствует методология, аналогичная той, которой пользовался Данилевский, но она вписана у него все-таки в традиционный для того времени либерально-гуманистический контекст и является вспомогательной. А Данилевский с ее помощью совершил "коперниканский переворот", поставив в самый центр исторического исследования, где раньше находились государство и нация, более крупную единицу - "культурно-исторический тип".
Эта революция победила. Но в людском сознании она отделилась от своего зачинателя и стала связываться с именами более поздних писателей - Макса Вебера, Освальда Шпенглера, Арнольда Тойнби, Хосе Ортега-и-Гассета и даже умершего совсем недавно Льва Гумилева, а термин "культурно-исторический тип" был заменен эквивалентным ему термином "цивилизация". К нему нас приучил Тойнби, насчитавший во всей биографии человечества около двадцати разных цивилизацией, из которых до наших дней сохранилось пять. В число этих пяти он включил "православную" (т.е. нашу) цивилизацию и "сестринскую" ей западную цивилизацию. Если бы я не был убежден, что Тойнби не читал Данилевского, я мог бы подумать, что это чистый плагиат, переименованные "славянский" и "романо-германский" культурно-исторические типы Данилевского. Но на истину ни у кого нет монополии, она открывается всем, кто к ней стремится и имеет на нее чутье, а Тойнби обладал этими качествами. Однако, помимо сходства, между ним и Данилевским есть и существенная разница: последний никак не мог назвать европейскую цивилизацию нашей сестрой. Он прекрасно понял - и в этом ему тоже принадлежит приоритет, - что эти два культурно-исторических типа перестали быть духовно близкими и расходятся между собой все дальше.
Сегодня нет уже сомнения в том, что Данилевский оказал прав. Славянофилы были прекраснодушными мечтателями, а он - трезвым мудрецом. Западная "культура", которой потчуют нас пресса и телевидение, воспринимается большинством русских людей как антикультура, и сейчас совершенно ясно, что приучить нас к ней невозможно. Чем более настойчиво ее нам навязывают, тем больше нас от нее тошнит. Попав в зависимость от Америки, которая, в свою очередь, находится в подчинении у разных "меньшинств" - от потерявших корни неевропейских этнических групп до гомосексуалистов, - западная цивилизация забыла о своем христианском прошлом и стала одной из составляющих "нового мирового порядка". Этот порядок не только не желает, чтобы мы поделились с ним сохраненной нами духовностью, но ненавидит нас, и ненавидит именно из-за остающейся еще в нас духовности. Что ж, выражаясь словами Маяковского, "нам не с чего радоваться, но нечего грустить". Ведь Данилевский объяснил нам, что из всех культурно-исторических типов нашего времени мы - самый широкий и полный. А это значит, что двадцать первый век будет веком России.
|
