Юбилей

БУНИН
А.А.Москалев
130 лет со дня рождения

"...Выпил полстаканчика водки. 70 лет тому назад на рассвете 
этого дня (по словам покойной матери) я родился в Воронеже
на Дворянской улице. 
Сколько лет еще осталось мне?"
Дневник И.А. Бунина -запись 23.Х.1940 года

В своих автобиографических заметках Бунин со всегдашним холодным достоинством лаконично написал: "Я происхожу из старинного дворянского рода, давшего России немало видных деятелей, как на поприще государственном, так и в области искусства, где особенно известны два поэта начала прошлого века: Анна Бунина и Василий Жуковский, один из корифеев русской литературы, сын Афанасия Бунина и пленной турчанки Сальхи".
Жуковский - корифей, но и о стихах Анны Петровны в свое время отозвался сам Карамзин: "Ни одна женщина не писала у нас так сильно". И вот Бунин - их духовный продолжатель, носитель родовых преданий - становится свидетелем и летописцем того, как нищает (ризы с икон были заложены!), сходит на нет его знатный и богатый род, как рушится та дворянская и крестьянская Россия, которую он боготворил и любил щемящей любовью...
В последнее время вдруг опять появились публикации об "Окаянных днях". Такое впечатление, что разбитные неофиты ничего другого из Бунина не читали и, будто с печки свалившись, не знают, что сам великий поэт и прозаик смотрел на всю свою жизнь, как на окаянные дни. Встретив 70-летие, он записывает: "Три раза в жизни был я тяжко болен по 2, по 3 года подряд, душевно, умственно и нервно. В молодые годы оттого так плохо и писал. А нищета, а бесприютность почти всю жизнь! А несчастные жизни отца, матери, сестры! Вообще, чего я только не пережил! Революция, война, опять революция, опять война - и все с неслыханными зверствами, несказанными низостями, чудовищной ложью и т.д.! И вот старость - и опять нищета и страшное одиночество - и что впереди!". 
А впереди - еще два страшных потрясения. Первое - оккупация Франции: "Как-то на днях ахнул, вдруг подумав: в первый раз в жизни я живу в завоеванной стране". Потрясение настолько сильно, что непревзойденный стилист три раза подряд пишет предлог "в". "...Немцы за последние покушения на них расстреляли в Париже 100 евреев и наложили на парижских евреев 2 миллиарда контрибуции. Апокалипсис!".
Вторая нестерпимая боль - нападение Гитлера на Россию. Причем умница Бунин, в отличие от какого-то Резуна, прекрасно видит из Европы, что это никакой не упреждающий удар в ответ на ожидаемое нападение СССР: "Для Германии или теперь, или никогда - Россия бешено готовится". Он знает всю подоплеку агрессии, прикрываемой фашистской пропагандой: "Итак, пошли на войну с Россией: немцы, финны, итальянцы, словаки, венгры, албанцы (!) и румыны. И все говорят, что это священная война против коммунизма... Страна за страной отличается в лживости, в холопстве. Двадцать четыре года не "боролись" - наконец-то продрали глаза". Сколько презрения и понимания, что продолжается уничтожение вековой России! И он жадно следит за событиями, гордится яростным сопротивлением наших войск - "не то что во Франции": "Румыны вчера объяснили... что красные идут на смерть "под револьверами жидов-комиссаров"... Русские атакуют и здорово бьют". 
Владимир Солоухин справедливо заметил: "Куприн и Бунин - растения, вырванные из родной почвы. Комочки на корнях сохраняются, но таким растениям их не хватило, нужен был весь пласт". В том-то и дело, что все творчество Бунина - это плач по разрушению мощного пласта - коренной, православной России. Он вслед за Достоевским ("Интернационал распорядился, чтобы европейская революция началась в России") уже в начале века чувствовал приближение краха и потому в 1910 году пишет повесть "Деревня", которая потрясла читателей и критику, даже марксистскую, своей глубиной, злободневностью, обнажением всех язв: "Кто бы мог подумать, - писал В. Воровский, - что утонченный поэт...". В повести горят помещичьи усадьбы, высмеивается конституция, дрожат от страха имущие и разгульничают и самоуправничают в Дурновке неимущие.
Перечитываешь эту предгрозовую повесть и думаешь: а что бы и с какой яростью написал Бунин про наши разгульно-нищие дни, про доморощенных кровавых упырей и бейтаровцев октября 93-го, про "господ из Сан-Франциско" и Тель-Авива, добивающих Россию? Какие там "Окаянные дни", писаки либеральных СМИ!
Но и заступница, спасительница и вдохновительница у него была - та же Россия, с ее Анисьей Минаевой, которая бредет голодная к пустоболту и разорителю сыну по зову золотого сердца, с Захаром Воробьевым - простодушным деревенским богатырем, наконец, с молодым писателем Арсеньевым.

И цветы, и шмели, и трава, и колосья,
И лазурь, и полуденный зной...
Срок настанет - Господь сына блудного спросит:
"Был ли счастлив ты в жизни земной?".
И забуду я все - вспомню только вот эти
Полевые пути меж колосьев и трав -
И от сладостных слез не успею ответить,
К милосердным коленям припав.

В 1941 году в порыве тоски Бунин записал: "Буду забыт почти сразу после смерти". Слава Богу, прозорливец впервые ошибся!