Мученики за веру

"ТЕПЕРЕШНЕЕ БЕЗВРЕМЕНЬЕ МИНУЕТ"

Предлагаемая читателю подборка представляет собой публикацию писем епископа Алексия (Симанского, впоследствии Святейшего Патриарха Московский и всея Руси) к своему духовному наставнику митрополиту Арсению (Стадницкому) за 1917 и 1918 годы. К сожалению, творческое и эпистолярное наследие многих выдающихся иерархов было безвозвратно утрачено в годы массовых репрессий духовенства, и те немногие воспоминания, опубликованные в наши дни, принадлежат в основном перу архиереев, находившихся в эмиграции. Особая ценность эпистолярного наследия состоит в том, что письма, в отличие от мемуаров, значительно меньше содержат неточностей, вызванных ошибками памяти или эволюции взглядов автора.
Письма публикуются впервые и являются важным свидетельством по истории Русской Православной Церкви XX столетия. Полностью переписка будет представлена в книге, выходящей в издательстве Сретенского монастыря.

Дорогой Владыко! Будем надеяться, что теперешнее безвременье минует и наступит больший порядок и закон во всех делах. Трудно этого ожидать и надеяться на это, особенно в ближайшее время, в особенности ввиду опасности со стороны германского вторжения, когда может только разрушиться вся власть теперешняя, - а также ввиду, более чем холодного отношения к религии и к Церкви, какое изъявляет настоящее правительство. Но, может быть, ради не известных нам, а Богу видимых праведников, мы будем пощажены Богом.
(...) Нас смущал цезарепапизм, но разве лучше демопапизм, или, видите, охлопапизм, т.е. засилье черни в делах Церкви? Даю Вам слово, что я уже ушел был на покой, если бы был на месте первоприсутствующего. Да и вообще-то, есть ли хотя малейшее основание надеяться на то, что Церковь будет свободной. От всяких злодеев, от всякого влияния - вот это несомненно.
Мне ужасно больно и трудно - за принцип, я мучаюсь. Ведь Вы знаете, какие начала впитались в мою плоть и кровь! И нет мне здесь поддержки нравственной ниоткуда - наоборот, от меня ждут поддержки. Я мечтаю, что вы приедете сюда. Но, конечно, Вам это теперь сделать трудно. И, должен сказать, что там Вы не меньше нужны, т.к. нужно будет отстаивать высшие интересы Церкви, а частные дела легче наладить. В провинции ходят слухи о погромах, о беспорядках в церквах и т.д. Последнее в известной мере следует прописать отсутствию соображения у батюшек. Например, вчера, уже после манифеста, мне Кочевицкий священник присылает письмо, в котором спрашивает разъяснить как поминать Государя "ввиду его отречения", - и на этой почве там были беспорядки. Где же была голова у этого священника? И так, очевидно, во многих случаях. Кому придется принять крест управления Московской Церковью? Не Вам ли? Это будет подлинно крест. Пока Вы здесь - Вы спокойны, что назначены закономерным, традиционным способом и утверждены Помазанником Божиим. А теперь? Издают рескрипт и дают клобук от Исполнительного Комитета (?) Совета рабочих депутатов? Все перепуталось и, заметьте, как все забыли Бога! Ведь о Нем нет упоминания нигде из уст нового правительства. Армия! - Один ужас, - Простите меня за такое беспорядочное нагромождение мыслей. Но я ужасно болею душою.
Благословите. Помолитесь о сердечно чтущем и любящем Вас А.
6 апреля 1917

Дорогой Владыко!
Сегодня передали мне Ваше письмо от 17 апреля. Благодарю Вас за весточку. Все эти дни поджидал, не приедете ли. Ужасно сознавать, что Церковь находится под игом правительства. Где же возвещенная ей свобода? Что теперь будет делать новый Синод и как прежний состав отнесется к беззаконному действию правительства? Особенно странно положение архиепископа Сергия... В семинарии, как Вам уже известно из телеграммы о. ректора, воспитанники предложили инспектору уйти. Этого следовало ожидать...
20 апреля 1917 г.

Дорогой и досточтимый Владыко!
Пишу немного без особой надежды, что письмо дойдет до Вас до пятницы. Благодарю Вас за весточку от 3 июля. Я только что возвратился из Сергиевой церкви, где вчера всенощную, а сегодня литургию служил в приснопамятный и дорогой для нас день Преподобного Сергия. Только в Церкви, в общении духовном с верующим и молящимся народом, себя чувствуешь вне современных ужасающих условиях жизни. - По-видимому, в Петрограде вторая революция; история с неумолимой последовательностью делает свое дело. Но к чему приведет Россию социалистическое правительство, если и прежнее, более умеренное, достигло одного только разрушения?!...
30 июля 1917 г.

Дорогой Владыко!
Слежу за деятельностью Собора по газетам и утешаюсь, что на первых порах, там, по-видимому, царит доброе настроение. Неожиданно и странно поспешное назначение митрополитами трех архиереев сегодня, почти накануне открытия Собора. Несколько странно постановление правительства о незыблемости нынешних церковных учреждений и представлении соборных постановлений на уложение Временного правительства. И еще многое вызывает недоумение, но об этом слишком долго было бы писать.
...Умер бедный Штюрмер. Замучили его "гуманные" меры нового правительства, которое держало его без суда и следствия в течение пяти с половиной месяцев в тюрьме. Кажется, уже пора сказать всем этим правителям, что Россия - не игрушка и нельзя ею шутить и браться управлять ею кому вздумалось. Надо послушать Пуришкевича.

Глубокочтимый и дорогой Владыка!
Я лично не считаю даже возможным делать, по нынешним обстоятельствам, когда власти нет и когда нельзя добиться нигде толку, эвакуацию святынь и ценностей - "Потерявши голову, по волосам не плачут", - но многие смущаются различными газетными сообщениями и по тем неплохим имеют определенные и категорические дерективы. - Погруженные в бездну несчастий и роковых неожиданностей, мы теперь ничему не удивляемся и ко всему готовы, и даже как-то притупилось чувство страха и опасений пред грядущими бедами. Но все же необходимо быть на уровне событий; подняться до понимания и вовремя ориентироваться в эти положения.
Кажется, действительно, наступление на Собор унизительное и рыкание сумасшедшего, с цепи сорвавшегося зверя находит надлежащую оценку. Читал о Соборе и об единении братском епископов, на нем присутствующих, - в одном сожалеешь, что находишься не там, среди Вас, в эти единственные исторические мгновения, но утешаешь себя мыслию, что Промысел Божий определяет каждому во всякое время надлежащее место и что ничто без особого Промышления Божия не творится. Как-то тревожно себя чувствуешь пред лицом надвигающейся неизвестности. Помните, как говорили: Ригу уже не возьмут ни в каком случае. То же самое теперь, слышно, говорят о Петрограде, Пскове, Новгороде и так далее. И все может неожиданно в два-три дня рухнуть, как неожиданно рухнула Рига.
Прошу Ваших молитв и надеюсь получить от Вас непосредственно через о. Тихона вести и указания руководящие. Благословите. Преданнейший Е.А.
23 августа 1917 г.

Дорогой и глубокочтимый Владыко!
Как мы, однако, "спасая революцию", идем безнадежно к гибели и порабощению! Что же делать, раз опыт ясно и наглядно показывает, что мы не можем управляться собственными силами. Нам тяжела была власть родного царя - Бог посылает нам во владыки царя чужого, который поистине будет править жезлом железным, а мы будем тем, чем мы есть на самом деле - рабами....
Прошу Ваших архипастырских молитв и благословения.
25/26 августа 1917 г.
Душевно почитающий Вас Е.А.

Дорогой и глубокочтимый Владыко!
Благодарю Вас за письмо Ваше от 21 октября. Я его получил 26, а вчера и матушки были у меня и передавали свои впечатления московские. Настоящая несчастнейшая полоса в жизни России то и дело ставит нас перед кризисами и опасностями, и ужасами, а в настоящее время мы более, чем когда-либо, "накануне" всяких новых испытаний. Здесь внешне спокойно, и это показывает, насколько народ исстрадался, что ему уже почти безразлично, кто держит власть в России. Да и, по правде сказать, не все ли равно - Ленин или Керенский? Первый открыто объявляет себя захватчиком и врагом всего доброго, а второй - такой же авантюрист, но под внешней формой государственного деятеля. Я так много думаю и говорю (может быть, и излишне откровенно) о всем совершающемся, что прямо делается тяжко и безнадежно. Есть, конечно, надежда на милость Божию к русскому народу, но достоин ли он, мы все этой милости, раз на нас лежит великое преступление - свержение единственно законной, Богом поставленной власти...
Благословите Вашего усерднейшего и преданнейшего послушника сердечно любящий Вас Е.А.
28 октября 1917 г.

Дорогой и глубокочтимый Владыко!
Весьма был обрадован и утешен Вашим дорогим письмом от 10 ноября. Слава Богу, что Вы, хотя бы физически, здоровы и не перестаете работать. Я не могу опомниться от ужаса разгрома нашего дивного Кремля. Ваше описание так ярко рисует всю страшную картину бедственных переживаний. Что будет дальше? Чувствуешь, что находишься всецело во власти разбойников, и знаешь, что нигде не можешь найти помощи и защиты. Конечно, Вам лично, с Вашей точки зрения, следует благодарить Господа, что Вас миновала чаша злострадания, которую неизбежно придется испить до дна новому Патриарху, которому предстоит вести корабль церковный в самую мучительную и тяжелую переходную эпоху церковной жизни в России. Но, по-человечески рассуждая, мало ожидать от митрополита Тихона в виду свойств его характера. Конечно, он будет опираться на Синод. Постепенно, в состав нового Синода и Вы будете избраны, и, таким образом, фактически и на Вас будет лежать большая, если не наибольшая, доля труда и испытания, и ответственности...
По всему видно, что святая Церковь наша вступает в полосу тягчайших бедствий и злостраданий, и что нам, архипастырям и пастырям, предстоит много скорбей и лишений и страданий, быть может. Тому, кто верует, что по слову Божию, Церковь Христова неодолима, и что нынешняя, земная, жизнь каждого человека есть лишь скорбная и неизбежная малая частица вечного бытия, - можно этим утешаться, и надо только просить у Господа до конца остаться Ему верным и не изнемочь под тяжестью Креста. (...)
15 ноября 1917 г.

Дорогой и глубокочтимый Владыко!
...Настроение и тревожное, и тяжелое - меня хотели арестовать за какие-то речи в соборе: везде, очевидно, есть шпионы. Но, как мне передавали, военная власть не утвердила этого ордера. Тяжело действовать в такое время, особенно при наличии горького чувства, что какие-то мерзавцы могут с тобой сделать что угодно и что судьбами России управляют проходимцы...
...Торжество Православия прошло у нас очень хорошо, народу было очень много. Первая седмица прошла в службах очень молитвенно, я в первый раз в эти дни служил в соборе и мне очень понравились службы и пение очень умилительное. Народу на канон и на преждеосвященную литургию ходило довольно много, особенно на канон. Что делается во внешнем мире - об этом мало сведений, а какие есть - то весьма неутешительны. Переживаем момент полного развенчания и разрушения нашей несчастной, неумной, дряблой, и по грехам нашим Богом как будто отвергнутой Родины. И как мало вразумляются всем этим многие! Здесь, например, говорят, в течение первой недели все кинематографы и парки были полны народу... И все это приходится наблюдать в самые тяжелые дни России времена, когда надо напрячь все силы для спасения...
Душевно почитающий и любящий Вас Е. Алексий...
19 февраля 1918 г.

Ваше Высопреосвященство, дорогой и досточтимый Владыко!
...Творятся здесь ужасы: расстрелы, аресты. Вчера объявлено осадное положение, и, в связи со множеством слухов, настроение очень подавленное. Я не сомневаюсь почти, что буду арестован, что очередь дойдет и до меня. Спокойно смотрю на будущее и даже не страшусь расстрела, рассуждая, что пуля - это есть ключ, отверзающий двери рая. Никаких выступлений ни я, ни духовенство, правда, не делали в смысле противодействия советской власти, но взять меня в качестве заложника - им это легко может придти в мысль, а население... Я уверен, так же пассивно к этому отнесется, как оно относится к тому, что теперь совершается. Ежедневно думаю, ложась спать, что это - моя последняя ночь дома, но забота моя лишь о том, чтобы сохранить спокойствие духа, веру, упование на Господа, и чтобы с чистою совестью предстать Суду Божию, который один страшен для человека...
Храни Вас Господь. Благословите и молитвенно поминайте нас, здесь о Вас присно молящихся. Преданный и любящий Вас Е.А.
23 августа 1918 года